— Вы хотите меня уверить, что шестьдесят семь человек заставили позировать и сфотографировали просто вот так, без явной причины? — спросил капитан Вудбайн, ждавший простого подтверждения собственных слов, но все еще не решавшийся поверить.
— Боюсь, что кошмар только начался. Джек…
Эттвел повернулся к подхватившему нить беседы Джеку Тэйеру, оказавшемуся у доски с тремя латинскими фразами.
— Caliban Dominus noster, In nobis vita, Quia caro in tenebris lucet, — прочитал он. «Калибан наш бог. В нас жизнь. Ибо тело светит во мраке». Три фразы. Мы пытаемся выяснить, знал ли Спенсер латынь, но это кажется маловероятным. Скажем так, это не его профиль. У него дома мы не нашли ни словаря, ни чего-то подобного; но мы постараемся прошерстить книги, которые он читал, чтобы убедиться, что фразы не взяты оттуда.
— Думаешь, их несколько, так? — спросил Вудбайн. — Секта, сатанисты или уж не знаю, кто еще.
Прежде чем ответить, Тэйер оглядел собравшихся.
— В настоящий момент мы полагаем, что их трое. Все указывает на это: съемка с трех разных штативов, расположение фотографий на стене у Линча, даже цитата, разбитая на три фразы. Может, я и преувеличиваю, но Спенсер не один, это точно. Есть кто-то еще.
Настала очередь Аннабель встать и взять конверт со стола.
— В своей дыре Спенсер хранил письмо, — объяснила детектив. — То ли ему его принесли, то ли он сам его где-то нашел — один конверт без имени и адреса. Внутри открытка, точное происхождение которой мы пытаемся установить. Пока мы ждем результаты, прочту текст на обороте — он говорит о многом.
Аннабель вытащила открытку — на черно-белом снимке был изображен городок, пересеченный узкой речушкой, — и бесстрастным тоном начала читать:
«Ты растешь. Делаешь меньше глупостей. Теперь ты должен научиться быть как мы. Невидимым. Преодолей себя, прояви хитрость: в семействе Джона Уилкса ты найдешь JС 115. Маленькое примечание: это семейство возит на своей спине богатства земных недр. Оно обитает в верховьях Денвера… Будь достойным и до скорого, мой маленький. С. Боб».
Вудбайн увидел, что его сигарета погасла в стоящей напротив пепельнице.
— Есть подпись: «Боб», — закончила Аннабель. — Очевидно, Спенсер сжег остальные письма и открытки, в его мусорном ведре мы нашли сгоревшую бумагу. Эту он получил недавно, и ему просто не хватило времени ее уничтожить.
— На конверте указан индекс? — спросил Вудбайн.
Аннабель уже собиралась ответить, но Эттвел опередил ее, что заставило женщину почувствовать раздражение: Бо хотел в одиночку позировать в лучах софитов.
— Да, причем там была еще и какая-то блестящая пыль. Сейчас мы ждем результаты из лаборатории. Следы от липкой ленты на обороте конверта. Мы думаем, письма были приклеены скотчем к какому-то предмету, и Спенсер хотел перечитать их позднее. Кто отправитель? Когда письмо было отправлено? Как? Над этим мы сейчас и работаем.
Фабрицио Коллинз все это время сидел молча. Его длинные темно-русые волосы были стянуты в хвост, а на превосходно выбритых щеках отражался свет ламп. Это был красивый мужчина, лицо которого портили лишь зубы, беспорядочно торчавшие во рту, из-за чего он не позволял себе улыбаться. Прежде чем присоединиться к разговору, Фабрицио погладил волосы.
— А еще мы пытаемся установить имена всех… этих людей. — Он смущенно указал на фотографии. — Нужно время, но мы уже значительно продвинулись, мы уделяем этому больше всего времени. Мы знаем тридцать четыре имени из шестидесяти семи. Большинство считаются пропавшими без вести.
— Господи…
Коллинз продолжал, теребя воротник дорогой рубашки-поло:
— Изучая даты исчезновений, значащиеся в заявлениях, можно сделать вывод, что самое раннее произошло в июле 1999 года. Пока установлены личности только половины жертв, и есть еще вторая половина, то есть эти парни потихоньку занимаются своими делом как минимум уже два с половиной года! Представляете?
Аннабель вырвала лист из блокнота и, положив на стол, толкнула к капитану.
— И наконец, — сказал она, — у нас есть татуировка, которую Спенсер Линч сделал на коже Хулии Клаудио: 67 — (3). Сейчас, — продолжила детектив, — мы понимаем ее значение: 67 — общее число похищенных, 3 — его персональный счет. Вроде бы все предельно просто, но так получается наиболее логично.
— Может кто-нибудь объяснить мне, о чем вообще речь? — прогремел голос Вудбайна.
Над столом повисло болезненное молчание, призрак леденящей душу загадки.
— Полагаю, мы наткнулись на отвратительную тайну, которую несколько человек старались скрывать в течение длительного периода времени, — резюмировал Эттвел. — Даже будучи сверхковарными, похитить одного за другим шестьдесят семь граждан этой страны, день ото дня заметая следы… Они должны быть хорошо организованными.
— Это мягко сказано, — усмехнулся Тэйер.
— Но кто «они»? Что за ублюдок организовал подобие секты, похищавшей этих несчастных?! — негодовал Вудбайн.
В тишине раздался голос Аннабель:
— Они действительно сумасшедшие. Это и есть ответ на вопрос, зачем им нужно было похищать людей. Посмотрите на эти лица, на них все написано. Никакой, на хрен, логики, среди них ведь даже дети есть!
Четыре детектива провели уик-энд в этом кабинете, занимаясь расследованием и сопоставляя первые выводы, и они все чувствовали себя уставшими. На фотографиях было изображено столько мужчин и женщин, что в таком количестве фактов, казалось, просто невозможно разобраться. При каждом «мозговом штурме» появлялись новые версии.
— Эй! Минуту! Это ведь еще не все, — воскликнул вдруг Фабрицио Коллинз.
Маленькое собрание проследило за взглядом своего молодого длинноволосого коллеги, направленным на «стену страдания».
— Среди них есть женщины, от юных до зрелых, то же самое с мужчинами. Присутствуют представители всех этнических групп, правда, белых больше. Но если вы хорошенько присмотритесь, то не увидите среди жертв стариков. Я хочу сказать, что самому пожилому из всех — около пятидесяти. Большинству же — от двадцати до тридцати.
— Точно, — одобрил Тэйер. — Вот этот младше всех. — Он указал на мальчика, в глазах которого не было слез — видимо, все они к моменту, когда его сфотографировали, уже пролились. — Томми Хиккори, ему восемь; столько же, сколько Карли Марлоу, вот этой девочке.
Все кроме Вудбайна что-то пометили у себя в блокнотах. Потом Эттвел, по-прежнему бесстрастный, оглядел команду и подытожил:
— Если конкретно, то у нас есть шестьдесят семь фотографий, подобие молитвы на латыни и загадочная открытка. Плюс множество второстепенных зацепок, перечень вещей Спенсера, результат анализа пыли на конверте, список сокамерников Линча…
Вудбайн покачал головой:
— Завтра сюда из Центрального управления Северного Бруклина прибудут три детектива, они помогут вам, можете распоряжаться ими по своему усмотрению. — Капитан поднял вверх указательный палец: — Распоряжение шефа полиции. СМИ не должны ничего знать о шестидесяти семи фотографиях, я не хочу дополнительного давления. Ребята из Центрального управления помогут вам подобрать правильную информацию для прессы. Вы оставите все свои предыдущие дела, они будут перераспределены, мне нужно, чтобы вы вплотную занялись только этим. ФБР отдает в наше распоряжение свою лабораторию, а полиция штата готова при малейшей необходимости помогать нам.
— Федералы не собираются вмешиваться в это дело? — забеспокоился Эттвел.
— Нет, этот кошмар теперь на слуху у мэра и даже у губернатора, они хотят, чтобы все было сделано нами самостоятельно. Вы остаетесь на линии огня, но нам срочно нужны результаты. — Вудбайн вновь бросил взгляд на стену, взглянув в множество умоляющих глаз. — Надеюсь, что сейчас не все эти люди мертвы, — прошептал он.