Николай Петрович взял паузу. В настоящем водевиле это была бы длинная слезливая ария с заламыванием рук и высокими нотами, но здесь как-то обошлось.
Он просто задумался. Получается, что помимо отсутствия шприца, есть отдельный вопрос - "ничьи" отпечатки пальцев. Но ведь в комнату Лаврушиной заходил еще один человек - её брат, который (надо же, какое совпадение!) оказался врачом Скорой Помощи. Который вполне мог по просьбе Марии и организовать соответствующий укол одновременно с противоядием, и подержаться за ручку в квартире Елены.
К Николаю Петровичу вернулась утраченная было уверенность в себе. Он установил, что отпечатки пальцев брата Лаврушиной совпадают с найденными в её комнате и на дверной ручке у её сестры, и приготовился к очередному дуэту с актрисой, но... решил всё же проверить и эту версию. И оказалось, что ну никак брат Лаврушиной не мог совершить всё это, ибо в "тот" день находился с кратким визитом у своей матери в дальнем кубанском селе. Что и подтвердило практически всё село без исключения.
Разумеется, оставался вариант его сговора с кем-то из бригады Скорой Помощи, но ещё одно дополнительное расследование показало, что угадать, какая именно бригада выедет на соответствующий вызов, практически невозможно.
Конечно, обычный человек опустил бы руки или что там опускается при неудачной работе мозга. Но Николай Петрович был необычным эээ человеком. И он сделал то, что обычно никогда не делал. А именно - встретился с пожилым весёлым дядечкой. Похожим на торговца кукурузой. А именно, старшим следователем краевого Следственного Комитета. Пусть его условно зовут Семёнов - водевиль же.
- А что тут думать-то, Николай Петрович, мы ж все эти дела сколько раз проходили. Народец нынче хитрый пошёл. Сделают что-нибудь попросту, а потом тумана напустят, и, кажется, будто ты дурак-дураком... Кхм ... Это я про себя, Николай Петрович, не подумайте чего. Тоже ж повелся поначалу. А потом подумал, а что, если всё было просто сделано. Совсем просто...
Тут Семенов сделал паузу. Этакую Мхатовскую. Николай Петрович оценил и кивнул. Семёнов продолжил:
- Так ведь это тот, младшенький, который Марию на диванчик укладывал и искусственное дыхание делал. В сговоре они были. За большие пребольшие денежки. Которые ему преступники наши из "Аллилуйи" пообещали после отсидки, разумеется. Они, ж преступники эти, тоже театралы заядлые и поклонники Марии. И по просьбе её весь этот кавардак и устроили. И заранее наши простодушные органы оповестили, и хлопушки использовали, и всё остальное. Поэтому я того младшенького на полную катушку и усадил, чтобы он подольше обещанного подождал. А Аркадия этого свои же и сдали, по совокупности. Что говорится, у них тоже на него что-то было. А тут вроде как последняя капля...
- А...?
- В смысле, доказательства какие? - весьма невежливо перебил Николая Петровича Семенов. - Так денежки же, аванс Иуде, переведен по системе телефонных переводов от Гиви Ашотовича Ш. А Г.А. Шугашвили - как раз тот самый Главный Обвиняемый, который на суде кивал кому-то в зале. Но в материалах этого нет - СОС же - у них свой суд, как у военных.
Надо отдать должное Николаю Петровичу, оценил он работу коллеги, руку пожал даже, что обычно в провинции избегал.
Но слова Семёнова о том, что, условно говоря, коты проще, чем кажутся, дополнительно проверил и перевод пресловутого аванса. И выяснил, что Гиви Ашотович - да, но не Шугашвили, а Шенгелая - простой бомбила из Адлера, который о переводе со своей карты ни слуху ни духу, поскольку сам карту не оформлял.
Опять задумался Николай Петрович думой великою, но тут уже и занавес близко, пора заканчивать водевиль, и вдруг ещё раз осенила его мысль светлая. Уж очень располагающе искренней была улыбка Семёнова. Так даже продавцы кукурузы не улыбаются, не то, что Старшие Следователи. А вдруг он тоже? Театрал.
И всё ещё проще было. В смысле шприца. Никто ни с кем посторонним не договаривался и ничего никуда не проносил. Сама Лаврушина, например - в волосах своих пышных, которые "теперь" и подергать можно. А раньше "пальцем не тронь". А младший сотрудник, сидящий ныне в пресловутом "нестольотдалении", просто под руку попался и, видать, переусердствовал в "искусственном дыхании", за что и пострадал посредством тёзки главного местного театрала.
И хотя, если подумать , можно было бы и ещё пару версий придумать, но тут как раз занавес подоспел. Да и читатель устал поди...
Ах, да в программке к спектаклю ещё лирический постскриптум полагается. Но какой сюжет, такая и лирика:
Ходили также слухи, что по завершении эпизода Николай Петрович сделал Марии Лаврушиной недвусмысленное предложение. Но та вежливо отказалась
- Я просто люблю театр, - сказала она. И улыбнулась.
Разумеется, речь шла о переходе на работу в соответствующую службу, а не то, о чём вы подумали. Николай Петрович всё-таки был профессионалом своего дела и заранее знал, когда не стоит совершать... Ну, скажем так, неразумные поступки. С другой стороны, почему бы и не попробовать: Москва ж, понты, ботекс.