— Знает ли он, кем был его отец? Знает ли он обо мне?
— Я могу только догадываться, что ему рассказала мать. Но я подозреваю, что он точно знает, кем был его отец и кто ты.
— Но почему ты думаешь, что он преследователь?
— Кто еще мог бы затаить на тебя такую злобу?
Я не могла поверить, что собираюсь отстаивать эту идею, хотя так категорично возражала, когда Джосайя заговорил об этом. — Ну, Колин, например.
— Колин не преследует тебя.
— Откуда ты знаешь?
— Он бы не стал.
Я закатила глаза, потому что на этом мои доводы закончились. — Я знаю, что так кажется, но мы не можем быть уверены. Это возможно.
— Хорошо. Я признаю, что это возможно. Но я не думаю, что Колин способен на такое безумие.
— Мама, я думаю, он изменил бы Лорелее со мной, если бы я согласилась.
— Это не значит, что он преследует тебя. Кроме того, Лорелея ему изменяет. Все это знают.
Желчь подкатила к горлу, и я чуть не захлебнулась. — Как ты можешь относиться к этому так спокойно?
— Потому что и он изменяет ей. Это тоже все знают.
Мой желудок забурлил, и я двинулась к раковине на случай, если меня все-таки стошнит. Все это было слишком для одного дня, особенно после записки «Я тебя ненавижу» на моей машине. — Я этого не понимаю. Они изменяют друг другу, и все об этом знают? И тебя это не волнует?
— Я ничего не могу с этим поделать.
— Но ты продолжаешь намекать, что я должна была выйти за него замуж. Почему ты считаешь, что я должна была выйти замуж за изменника?
— Я уверена, что он не стал бы тебе изменять.
— Мама. — Я уставилась на нее в недоумении. — Ты действительно настолько наивна?
Она покорно вздохнула. — Нет. Наверное, ты права. Это к лучшему, что ты не вышла за него замуж.
— Ну и как, больно было это признавать?
— Не вини меня во всем. Я сделала все, что могла, с теми картами, которые мне выпали. Мы были важной семьей в Пайнкресте, и твой отец доверил мне право поддерживать наш имидж. Когда дело касалось тебя, у него были ожидания. И он рассчитывал, что я позабочусь о том, чтобы они сбылись.
— То есть папа хотел, чтобы я вышла замуж за Колина, и поэтому давил на тебя, чтобы это произошло.
— И винил, когда это не произошло.
Я покачала головой. — Это какой-то бред. Ты понимаешь? У отца был роман, в результате которого появился ребенок, о существовании которого я не знала еще пять минут назад. И теперь ты думаешь, что это он преследует меня — но по каким причинам?
— Потому что он ненавидит твоего отца.
— Отца уже нет. С чего бы ему преследовать меня? Он просто решил перенести свою ненависть на ближайших родственников? Как дрянное наследство?
— Да, — сказала она, как будто это было самой очевидной вещью в мире.
— Ладно, хорошо. Может, ты что-то и понимаешь. Но ты говорила с полицией. Почему ты не рассказала им раньше? — Как только вопрос слетел с моих губ, я уже знала ответ. Потому что никто не знал. А теперь узнают. — Твои друзья не знают, не так ли?
— Конечно, нет. — Казалось, она была шокирована самой мыслью. — Как я могла рассказать кому-то о таком? Что бы с нами стало?
Это вызвало бы скандал, и кто знает, какой ущерб был бы нанесен карьере отца. Не говоря уже о том, что их безупречная репутация в городе никогда бы не восстановилась.
Но какой ужасный секрет они хранили. И ради чего? Имиджа?
Это было так печально, что я даже не могла на нее сердиться. Какая ужасная жизнь.
Я сама попробовала такую жизнь на вкус. Мне было так стыдно возвращаться домой, когда я думала, что предназначена для чего-то большего. И что же это было? Просто тщеславие. Желание выглядеть успешной в глазах других людей.
Яблоко упало не так далеко от яблони, как мне хотелось бы думать.
Но, по крайней мере, теперь я это понимала.
— Я хотела, чтобы ты услышала это от меня, — сказала она. — Не знаю, насколько это будет кому-то интересно, ведь прошло столько времени, но это может вызвать сплетни. Возможно, не здесь, но уж в Пайнкресте точно.
Я придвинулась ближе к маме и взяла ее за руки. — Мне так жаль, что тебе приходится переживать это снова. Это должно быть больно.
Она слегка фыркнула и расправила плечи. — Со мной все будет в порядке. Я молчала так долго.
— Конечно, ты справишься. Но ты же знаешь, что не обязательно быть стоиком. Это нормально — признать, что тебе больно.
— Ну, теперь я это признала. — Она высвободила руки из моей хватки и разгладила блузку. — Мне следовало сразу же обратиться в полицию, но я не хотела делать это достоянием общественности. Я признаю это и прошу прощения. Я знаю, что совершала ошибки, но я люблю тебя. Я действительно хочу для тебя самого лучшего.