В конце концов Эллен решила, что если она не нужна тем, кто возомнил себя большими шишками, то и она прекрасно может без них обойтись. Именно поэтому она решила вновь вернуться на родной «Дикий Запад». Все необходимые записи и заметки она взяла с собой, и теперь они лежали перед ней на столе — на ее личном рабочем столе, который ей не нужно было делить еще с полудюжиной детективов. Не трезвонил без умолку телефон, не носился туда и сюда Билл Прайд с неизменной планшеткой в руке и антитабачной жвачкой во рту. Здесь она была в безопасности; ничто и никто не мешал ей спокойно работать и так же спокойно прийти к выводу, что раскрыть дело Юргена Беккера невозможно в принципе.
Все, что ей было нужно, это собрать достаточное количество материалов, чтобы убедить в этом и Джилл Темплер.
Как это делается, она хорошо знала. Эллен начала с того, что позвонила в полицейский участок в Форт-Уильяме и поговорила с очень любезным сержантом Дональдом Маклеем, который хорошо помнил это дело.
— Его нашли на склоне Бен-Дорхори, ближе к вершине, — сказал он. — Судя по всему, тело пролежало под открытым небом не менее двух месяцев. Это довольно безлюдное место, и если бы не егерь, оно могло бы проваляться там еще бог знает сколько времени. Мы действовали строго по инструкции, но на трупе не было ни документов и ничего такого, что помогло бы идентифицировать убитого.
— Что, даже денег не было?
— Мы, во всяком случае, их не нашли. В карманах было пусто, этикетки на куртке, рубашке и белье ничего нам не говорили. Мы проверили окрестные пансионы и гостиницы, проштудировали списки пропавших без вести за два года, но не обнаружили ни одной зацепки.
— А как насчет оружия?
— Что — насчет оружия?
— Вы сняли отпечатки пальцев?
— Это через столько-то времени?… Никаких отпечатков там просто не могло быть!
— Но вы проверили?…
— Конечно. Мы проверили все, что полагается проверять в таких случаях — можете не сомневаться.
Эллен быстро записывала все, что он говорил, сокращая большинство слов.
— А следы пороха?
— Что-что?
— Следы пороха на коже. Ведь он, кажется, был убит выстрелом в голову?
— Точно. Но наш патологоанатом не нашел на коже головы ни ожогов, ни следов несгоревших пороховых частиц.
— Вам не показалось это необычным?
— Нет, не показалось. Выстрелом с близкого расстояния ему снесло полголовы, а то, что осталась, обгрызли лисицы и расклевало воронье.
Эллен на мгновение перестала писать.
— Понимаю… — проговорила она медленно.
— Собственно говоря, это было даже не тело, а одетый в лохмотья скелет, — пояснил Дональд Маклей. — И кожа как пергамент… На этой горе дуют очень сильные ветры.
— Вам не показалось, что эта смерть могла произойти при подозрительных обстоятельствах?
— Мы руководствовались результатами медицинской экспертизы. А вскрытие не обнаружило никаких следов, которые указывали бы на насильственный характер смерти.
— Не могли бы вы прислать мне копию акта судебно-медицинской экспертизы?
— С удовольствием, только сначала пришлите письменный запрос.
— Заранее спасибо. Еще такой вопрос… — Эллен в задумчивости постучала по блокноту обратной стороной ручки. — Насколько далеко от тела лежал револьвер?
— Футах примерно в двадцати.
— И вы считаете, что его могло переместить какое-то животное?
— Возможно, убитый отбросил оружие рефлекторно. К тому же существует такая вещь, как отдача. Если приставить ствол вплотную к голове и нажать на спусковой крючок, отдача будет намного сильнее, чем при стрельбе из стандартной стрелковой стойки.
— Вероятно, вы правы… — Эллен немного помолчала. — Ну и что вы предприняли дальше?
— Мы так и не сумели идентифицировать труп обычными способами, поэтому пришлось провести реконструкцию по костям черепа и составить фоторобот.
— И что?…
— И ничего. То есть вообще ничего. Ну а потом нам позвонили из Германии — один Бог знает, как немцы пронюхали о нашей находке… Что меня удивило, так это то, что Юрген оказался студентом — мы-то думали, что ему лет сорок с небольшим. Кстати, и наш фоторобот это вроде подтверждал!..
— Вам звонили его родители?
— Да, мать и отец. Их сын пропал чуть меньше года назад, и они думали — это он, но мы не могли сообщить им ничего конкретного. Ну а потом был звонок из полицейского комиссариата Мюнхена, но мы так ни до чего и не договорились — у нас никто не говорит по-немецки, а их человек едва-едва понимал по-английски. В конце концов к нам в участок приехал представитель посольства с переводчиком и оба родителя. Мы показали им одежду, и они вроде бы узнали куртку… и часы.