— Я понял, шеф.
— Кстати, где ты сейчас находишься?
Холли огляделся. Шоссе пролегало через пустынные поля, пересеченные низкими каменными стенами. Издалека доносилось гудение трактора.
— Возле кладбища — проверяю подходы и жду Тони, — соврал он. — Через пару минут я поеду к «Можжевельникам», чтобы оттуда сопровождать Бальфуров до церкви.
— Вот как? Интересно, как ты можешь это доказать?
— Что именно, шеф?
— Что находишься на кладбище.
— Видите ли, шеф…
— Я вижу, что ты совсем заврался, Холли, дерьмо ты свинячье!
— Я… я не понимаю… — Холли облизнул вмиг пересохшие губы. Что же это такое? Может быть, враги, завистники установили у него в машине следящее устройство и теперь в редакции все известно о его перемещениях?…
— Тони звонил редактору отдела иллюстраций пять минут назад — как раз тогда, когда я зашел к нему по делу. Ну-ка, угадай, откуда звонил твой пропавший фотограф?…
Холли не ответил.
— Что же ты молчишь? Давай, можешь угадывать до трех раз, хотя для умного человека хватило бы и одного. Ты ублюдок, Холли, просто чертов ублюдок!..
— Тони звонил с кладбища? — сказал Холли.
— Это твой окончательный ответ? Может, хочешь позвонить другу? — продолжал издеваться редактор.
Холли почувствовал гнев. Лучшая защита — нападение, разве не так?…
— Послушайте, шеф, — прошипел он. — Буквально на днях я дал вашей газете лучший материал года. Благодаря моей информации вы оставили конкурентов в глубокой заднице… и после этого вы так со мной обращаетесь? Да провалитесь вы пропадом вместе с вашей паршивой газетенкой! Пусть кто-нибудь другой пишет вам статью о похоронах банкирской дочки — я умываю руки. Сомневаюсь только, что у вас найдется человек, который знает всю историю так же хорошо, как я, да не беда — зато сэкономите пару фунтов. За меня не волнуйтесь, я не пропаду — в крайнем случае позвоню конкурентам. Они-то не станут скаредничать и подкинут мне деньжат и на отель, и на прочее… Кстати, хотите знать, почему я до сих пор не на кладбище? Да потому, что меня остановили двое «прекраснейших в Лотиане». После того, как в прессе появилась моя статья о действиях полиции, они меня так просто не отпустят, так что… Если вам нужны доказательства, шеф, могу сообщить номер патрульной машины… А может, лучше передать трубку старшему легавому?…
Холли замолчал, часто дыша в микрофон, чтобы шеф слышал — он буквально задыхается от праведного гнева.
— Единственный раз в жизни, — сказал наконец редактор, — я слышал, как Стив Холли сказал правду, и этот факт столь удивителен, что о нем будет написано на моем могильном камне.
Последовала еще одна продолжительная пауза, затем раздался смешок.
— Похоже, мы разворошили осиное гнездо, Стиви-бой.
Услышав это «мы», Холли понял, что выкрутился.
— Они сопровождают меня уже почти час, — пожаловался он, — и стоит мне на минутку отнять руку от руля, чтобы поковырять в носу…
— Значит, пока мы разговариваем, ты никуда не едешь?…
— Стою, шеф. Стою на обочине, как каждый законопослушный болван, которому вздумалось поболтать по мобильному телефону из машины. Кстати, шеф, при всем моем к вам уважении не могу не отметить, что из-за вас я потерял уже десять минут… Не то чтобы мне не нравились наши с вами маленькие тет-а-теты, но…
Редактор снова усмехнулся.
— Черт побери, нужно же мне иногда выпустить пар, как ты считаешь? Ладно, так и быть: включи счет из отеля в свои накладные расходы — я посмотрю, что можно сделать.
— Хорошо, шеф.
— И давай двигайся дальше, да поживее. О'кей?
— Вас понял. Вылетаю. Вот вам истинный крест… — Холли дал отбой, с облегчением вздохнул и снова вырулил на дорогу.
Ему и вправду пора было спешить.
В поселке Фоллз не было ни церкви, ни кладбища. Ближайшая церковь — маленькая, редко посещаемая, похожая, скорее, на часовню — стояла рядом с шоссе на половине пути между Фоллзом и Козлендом, и Бальфуры остановили свой выбор именно на ней. Похороны были организованы на достойном уровне, но те из друзей Флип, которые приехали проститься с подругой, не могли не подумать, что царящие здесь безлюдье и тишина находятся в разительном несоответствии с ее характером, основными чертами которого всегда были общительность, оптимизм и деятельная энергия. Да и сама Филиппа наверняка хотела бы, чтобы ее похороны прошли в более оживленном месте — например, на одном из городских кладбищ, где днем окрестные жители выгуливают собак или гуляют сами, а по вечерам тусуются мотоциклисты и ищут уединения влюбленные парочки. Здесь, конечно, ничего подобного не было. Ввиду отсутствия шаек мотоциклистов Флип могла бы, наверное, удовлетвориться свисающими с деревьев гирляндами плюща и темного мха, густыми зарослями терновника и высокой травы, но здесь не было и этого. Сельское кладбище при церкви-часовне было маленьким и аккуратным, могилы — старыми и ухоженными. Прямые, посыпанные гравием дорожки, подстриженная травка, высаженные на могилах голубые лобелии — все это выглядело на редкость уныло и скучно… Но по зрелом размышлении друзья Филиппы пришли к выводу, что она мертва и теперь ей все равно. И тогда — быть может, впервые с тех пор, как Флип пропала, — потрясение в них сменилось настоящей скорбью о юной девушке, чья жизнь оборвалась так рано.