Марко закряхтел, накидывая на быков ярмо.
— Стой! Вертишь головой, как баба Дрецарка,— ругал он бороздинного быка, упрямо уклонявшегося от ярма.— Вчера я был на улице у моста,— таинственно зашептал Марко,— Орыся так и ходила за Сергием Золотаренко, как лиса по следу. Так в него глазищами и стреляла. Ей-богу. Я спрашиваю: «А где ж Тимко? Почему вы не вместе?!» А она…
Тимко вырвал из ярма занозу и в два прыжка очутился около Марка. Тот быстро отскочил в сторону и, сняв островерхую шапчонку, низко поклонился:
— Спасибо отцу и матери, что вырастили такого дурня. Верный друг ему правду говорит, а он, как черкес, за кинжал хватается.
— Они что, ходили куда-нибудь?
— Брось занозу, тогда скажу.
Тимко швырнул занозу, она, ударившись о дышло, глухо звякнула.
— Никуда они не ходили. Глаза мои лопни, не вру. А что Орыся была на улице, можешь у хлопцев спросить. Тебя там искала. Целый вечер на луну выла с тоски. Честное слово!
— Хватит брехать! Поехали. У тебя кнут есть? А то пока наших верблюдов в степь пригоним — охрипнем.
Марко подвязал к ярму свою торбу с харчами. Еще затемно отправились из Трояновки. В Заячьей балке остроглазый Марко заметил впереди быков, привязанных к телеграфному столбу.
— Это — Денис. Он выехал передо мной,— зашептал Марко.— А ну, тише…
Словно из-под земли послышался могучий храп.
— Спит, зараза,— засмеялся Марко.— Вон, видишь? — показал он кнутовищем в темноту и свернул на пашню. В глубокой борозде, укрывшись кожухом, спал Денис. Возле него, примотанный веревкой к руке, лежал дробовик.
— Поохотиться взял. Давай украдем. Пускай поищет.
— Погоди. Я другое придумал.
Тимко, поплевав на руку, стеганул Дениса кнутом по спине так, что кожух свистнул.
— В морду хочешь? — отозвался из-под кожуха Денис.
— Вставай. Чего храпишь среди поля?
Денис нехотя поднялся, накинул на плечо дробовик.
— Зайцев не видали? — пробормотал он, обводя поле сонными глазами.
— Видали. Наложили тебе на кожух и поскакали дальше,— захохотал Марко.
Денис на эту насмешку не обратил никакого внимания. Рассердить его было трудно — разве что ткнуть в живот раскаленной железякой.
До хутора Вишневого добрались, когда взошло солнце. Марко кинулся впрягать в плуг быков и вдруг заохал, как торговка бубликами на ярмарке:
— Торбу с харчами потерял! А, чтоб тебя!.. Что теперь дома будет? Новехонькая торба, из рукава материной сорочки, еще и калина на ней вышита. Что ж теперь делать?
— Скинь штаны да постегай себя,— смеясь, посоветовал Тимко.— Ну, гони быков, чего рот разинул? До обеда с тобой тут копаться, что ли?
Пахали на двух парах быков: на первой — Тимко с Марком, на второй — Охрим Горобец с Денисом. Тимко со своим погонщиком первую борозду прошел спокойно; Охрим же с Денисом никак не могли сработаться. Быки у них были молодые, непонятливые. Денис тянул вправо, а они сворачивали влево. К тому же Денис вывернул наизнанку кожух — накрапывал дождик,— повесил на плечо дробовик. Посмотришь на него — не только быку, человеку страшно станет. За плугом семенил маленький, тщедушный Охрим с закутанной полотенцем шеей, хрипел, повиснув на чапигах:
— Скинь ты это ружье, ради бога. Разве не видишь, тебя бычки боятся?
— А куда я его дену?
— Давай уж я буду носить, будь оно неладно!
Охрим нацепил ружье на плечо, и они снова двинулись по полю, покрикивая на быков.
С утра небо хмурилось и долго в воздухе сеялась холодная изморось, потом с Аккерманщины подул ветер, разогнал тучи; на поля брызнуло солнце, пашня задымилась, тускло заблестели вывороченные лемехом пласты земли. Из густого тумана вынырнул Вишневый хутор — полсотни мазанок с потемневшими крышами. Солнце стало пригревать сильнее, земля задышала свободнее, в лазурной выси звенел печальный журавлиный клич, то усиливаясь, то замирая. Тимко, нажимая на чапиги, глядел вверх, провожая удаляющиеся косяки журавлей, и тихая грусть охватывала его сердце. Он часто курил и почти не разговаривал с Марком; однако тот, не обращая внимания на товарища, распевал песни, словно на свадьбе или на каком-нибудь игрище. Тимко грустно улыбался, ласково поглядывая на своего веселого дружка, и добродушно поторапливал его:
— Давай, давай, а то придет дядько Прокоп, он нам за такую работу намылит шею.
— А чего его бояться? Он же вроде родственник,— смеялся Марко, намекая на то, что Прокоп — будущий тесть Тимка.