Сергий стал быстро жестикулировать, она закивала головой, что, мол, понимает, но потом вдруг подбежала к брату и легонько ударила его по щеке. К великому удивлению Дороша, Сергий не рассердился, а улыбнулся и отвел ее руку. Тогда она взъерошила ему волосы, схватила себя за горло и стала его сдавливать, то наступая, то отступая от Сергия. Он обнял ее за плечи, но она со злостью вырвалась и ушла в другую комнату.
— Какая-то муха ее укусила. Она добрая, но очень упрямая. Твердит одно и то же: все люди одинаковые, все хорошие, и убивать их нельзя. Грех. А если, говорит, людей можно убивать, то бери меня за горло и задуши… Да вы не обращайте на нее внимания. Только о боге плохо не говорите, а то рассердится на вас и может такого натворить…
— Так она верующая? Кто же это ей внушил веру в бога?
Сергий пожал плечами, помолчал немного.
— Наша мать после смерти отца стала очень набожной и каждый вечер заставляла нас молиться. Я молитву шепчу, а Санька на образа смотрит. Из меня святоши не вышло, а она верит… Учила ее мать очень просто: снимала икону и показывала на небо; мол, этот, бородатый, живет там. Когда шел дождь или сверкала молния, мать говорила, что все это делает тот бородач, и заставляла целовать икону. Да что говорить — дурацкое дело не хитрое.
Санька принимала гостя приветливо: заставила Сергия зарезать петуха, долго пекла, варила, жарила… После ужина постлала гостю на кровати, обложила его подушками. Сергию велела лечь на лавке, а сама улеглась во второй комнатке.
Так и стал жить Дорош у Золотаренков. Сначала трояновские женщины распускали разные сплетни, подсмеивались над тем, что такой важный человек поселился у немой Саньки. Говорили, например, что Санька привлекла Дороша своей фигурой, что, мол, постоялец человек слабый, невзрачный, вот и польстился на здоровую, дородную дивчину. Однако женщины скоро угомонились — начесали языки, а к Золотаренкам, куда раньше никто не заглядывал, теперь каждый вечер заходили соседи и всякие пришлые люди.
Приходил Бовдюг, молчаливый, сдержанный; спросив: «Где можно положить топор?» — всегда садился на одно и то же место, на лавку под полкой для посуды. Кузька влетал в избу как на пожар. Он никогда не сидел, а топтался по хате, встревал в разговоры, хотели этого или нет, настойчиво требовал ответов на свои вопросы и через каждые полчаса, потирая руки, восклицал: «Ах, бож-же мой, если б я знал все на свете!» И тут же клянчил у кого-нибудь на цигарку. Сергий, как молодой хозяин, заботился о своих гостях, доставал связку самосада, смешивал его с сухими тертыми листьями и ставил в корытце у дверей. Кузька ахал, видя эту роскошь, восклицал: «Боже мой, какие добрые люди есть на свете». Санька не любила Кузя и часто, протянув руку, передразнивала его, показывая людям, как он просит табак. Кузька смотрел на нее, как на заморского артиста, качал головой: «Понимаю, понимаю», но нисколько не сердился: «Дал бы бог этой девке речь, и мертвого бы передразнила».
Когда гости, наговорившись досыта, выходили из хаты, Кузька напоследок приседал у корытца, набивал махоркой карман, приговаривая: «Хотя весна на носу, а ночи длинные, чтоб им пусто было». Санька подбегала, дергала его за рукав, кипя от злости, приказывала, чтобы высыпал махорку обратно. «Понимаю, понимаю»,— кивал головой Кузька, но высыпать не собирался. Тогда Санька хватала его за ворот — и кто знает, чем бы это кончалось, если бы не заступался Сергий.
Приходил к Золотаренкам и Латочка. Переступив порог, начинал жаловаться: «Дети скоро загонят меня в гроб…»
Дорош прислушивался к разговорам колхозников и чувствовал, что они приходят не для того, чтобы просто поболтать, что у них на уме, верно, есть что-то поважнее. Допытывался у Сергия, но тот только пожимал плечами, притворялся, что ничего не знает.
Однажды, когда все разошлись, Дорош решил поговорить с Сергием в открытую.
— Скажи: зачем они сюда приходят?
— А я почем знаю? Вы у них спросите.
— Они меня боятся…
Сергий, который плел посреди хаты сеть, на секунду оставил работу, исподлобья глянул на Дороша веселыми глазами.
— Это почему?
— У меня такое впечатление.
— О-о,— обрадовался Сергий.— Попали в самую точку.
— Только я не могу понять, в чем тут дело.
— А вы внимательней присмотритесь, тогда и поймете.
— А может, ты мне прямо скажешь? Без загадок?
Сергий сердито перегрыз зубами суровую нитку, запутался пальцами в узеньких ячейках, рука его забилась в сети, как пойманная рыба.