Но вот к концу второго дня
На мачту Симон влез
И видит — издали корабль
Идет наперерез.
«Проклятье! — крикнул капитан. —
Погибнет наш улов,
Но нам теперь не уберечь
И собственных голов.
Я вижу, гонится пират
За нашим кораблем.
Не быть нам дома, рыбаки!
В неволе мы умрем!»
«Не бойтесь, — Симон отвечал, —
Не поднимайте шум.
Спустите парус, дайте лук,
А сами прячьтесь в трюм».
«На место! — крикнул капитан. —
Ты, дурень, глуп и горд,
И если ты не замолчишь,
Тебя швырнут за борт!»
Тут засмеялся Робин Гуд
И к мачте прыгнул вдруг.
Он прислонился к ней спиной
И поднял верный лук.
«Волна мешает мне стрелять,
Суденышко креня.
Скорее к мачте, капитан,
Привязывай меня!»
Нацелил Робин верный лук,
Прищурив левый глаз,
И вот стрела пирату в грудь
Ударила как раз.
Свалился замертво пират.
К нему шагнул другой
И тут же в воду полетел
С пробитой головой.
«Поставьте парус, рыбаки,
Закрылась западня!
Скорей от мачты, капитан,
Отвязывай меня!»
Они пристали к кораблю,
Который опустел,
И груду золота нашли,
И груду мертвых тел.
«Ну что ж, голодным беднякам
Раздам я часть мою,
А остальное рыбакам
Охотно отдаю».
«О нет! — воскликнул капитан. —
Ты победил один,
И ты хозяин золотых,
Законный господин».
Ему ответил Робин Гуд:
«Согласен! По рукам!
Пускай все золото идет
На пользу беднякам!»
Проданный парень
Три лесных стрелка
Убили оленя три молодца,
Вилли, Адам и Клим.
За это шериф тугую петлю
Готовил всем троим.
Они из тюрьмы бежали в лес,
Вилли, Клим и Адам.
Назвались братьями три стрелка
И стали мстить господам.
Но горько Вилли тосковал
По детям и жене.
О них он думал целые дни,
А ночью видел во сне.
Пробрался он в родной Карлейль.
Было совсем темно,
Когда постучал лесной стрелок
В знакомое окно.
Ему жена отворила дверь,
Впустила Вилли в дом
И не сводила с Вилли глаз,
Пока он ел за столом.
Стрелки короля окружили дом,
На шум сбежался народ.
Услышал Вилли лязг мечей
И гул толпы у ворот.
Он первой стрелой попал в судью,
Судья ему был знаком.
И хоть кольчуга судью спасла,
Свалился судья мешком.
«А ну соломы! — сказал шериф. —
Хорошего огонька!
Изжарится в доме Вилли-стрелок
И три его щенка».
Дом запылал с четырех углов,
С улицы, со двора.
«Вилли, родной, — сказала жена, —
Прощаться, видно, пора».
Вилли вязал узлы, узлы,
Вязал простыню к простыне.
На простынях он спустил детей,
Помог спуститься жене.
«Не тронь, шериф, моих сыновей,
Жену не бросай в тюрьму.
За все, что сделал я один,
Мне отвечать одному!»
Пылала крыша, и сруб пылал,
Пылала у дома трава.
Такой был жар, что у Вилли в руках
Лопнула тетива.
Он прыгнул в самую гущу врагов
Из верхнего окна.
Не раз, не два он их разгонял,
Рубился как сатана.
«Двери и окна, — велел шериф, —
Бросайте на него!»
Тут и окончился этот бой,
Триста — на одного.
Ему скрутили руки назад,
Его повалили в грязь.
«До завтра, Вилли, — сказал шериф, —
Тебя петля заждалась».
Наутро чуть свет проснулся судья
В доме своем над рекой.
Поехал виселицу смотреть
На площади городской.
Вертелся на площади мальчуган,
Ко всем приставал подряд,
Пока не ответили ему,
Кого сегодня казнят.