Тот мальчуган стерег свиней,
Он был городской свинопас.
Встречался Вилли ему в лесу,
Кормил его не раз.
Все разузнал про казнь мальчуган,
А после был таков.
Он в тот же час в глухом лесу
Нашел отважных стрелков.
Они бежали к стене городской,
Мечи плащами прикрыв,
Но видно было издалека,
Что запер ворота шериф.
Сказал Адам: «Вот чье-то письмо,
С печатями к тому ж,
А всем известно, привратник наш
Не больно ученый муж».
В ворота ногой ударил Адам,
Еще и еще разок.
Привратник к воротам заковылял
И поглядел в глазок.
«Нельзя, нельзя, — привратник сказал, —
Ступайте прочь от ворот.
Пока не повесим Вилли-стрелка,
Мы не откроем вход».
«Открой, собака, гонцам короля!
Видишь его печать?»
Загромыхал привратник замком,
Больше не смел ворчать.
Он отпер ворота — и мертвым упал,
Наткнувшись на мечи.
Адам оттащил его к стене
И взял его ключи.
Стояла виселица с петлей
У рыночных ворот,
А рядом с ней красовался судья
И весь судейский сброд.
И тут же в тележке Вилли лежал,
Связанный по рукам.
Его собрался повесить шериф
На страх лесным стрелкам.
Велел могильщику судья
Снять мерку с молодца,
Какую могилу, мол, копать
После его конца.
«Знаешь, судья, — Вилли сказал, —
Что говорит народ?
Кто роет яму лесному стрелку,
Сам в нее попадет».
Подняли луки Адам и Клим,
Пустили по стреле,
И через миг судья и шериф
Валялись на земле.
Веревки у пленника на руках
Разрезал Клим мечом.
Теснили врагов три брата лесных,
Рубясь к плечу плечом.
Хорошие луки были у них,
С шелковой тетивой.
Из тех, кто у виселицы стоял,
Никто не ушел живой.
Очистили площадь от врагов
Лесные силачи,
И вслед шерифовым стрелкам
Адам швырнул ключи.
«Берите обратно ваши ключи!
Тут хватит на всех по ключу.
Я вдоволь привратником послужил
И больше служить не хочу».
Вилли в сырой тюрьме отыскал
Трех сыновей и жену.
На вольный воздух вывел он
Всех, кто томился в плену.
А названным братьям он сказал:
«Я жизнью обязан вам,
И если вы попадете в беду,
Я этот долг отдам».
Они вернулись в дремучий лес
И жаркий костер развели.
Так Вилли чуть не повис в петле,
А братья его спасли.
Джонни из Кокерсли
Проснулся Джонни на майской заре,
Едва растаял мрак.
Умылся Джонни на дворе
И кликнул своих собак.
Голодный лай услышала мать,
Окно открыла она
И стала горько руки ломать,
Заплакала у окна.
«Семь лесников тебя ловят, сын,
Словно редкую дичь.
Душу бы продали как один,
Лишь бы тебя настичь.
Не миновать тебе их рук,
Не миновать лесников!»
Но Джонни взял свой верный лук,
Кивнул — и был таков.
Он долго бродил в лесу густом,
Добычу искал весь день,
И увидал, что под кустом
Лежит большой олень.
Стрела мелькнула, олень вскочил
И сделал два прыжка,
Но тут собаки что есть сил
Вцепились ему в бока.
Оленя Джонни ободрал
И мяса наелся так,
Что разом возле ручья задремал,
Едва покормил собак.
Шел вдоль ручья седой старичок
(Да будет проклят он!).
Он к лесникам поспешил, как мог,
В далекий Айлингтон.
«Скажи, что нового, старичок?
Ты ходишь по лесам».
«Скажу, скажу, — отвечал старичок,
Скажу, что видел сам.
Отменный будет у вас улов:
Олень у ручья убит,
И возле огромных сытых псов
Разбойник Джонни спит!»