Любопытная у меня роль, моё мнение по сути формирует отношение советских граждан к событиям в Ливане. Так что к работе надо подходить максимально ответственно.
Прежде чем писать, нужно тщательно подумать о чём и под каким углом… Подобные распоряжения у Карелина наверняка были, вот только я не помню ни черта.
Я сел за стол, где стояла старенькая печатная машинка «Москва», которой пользовались до меня, наверное, с года семидесятого. Протёр валик, вставил лист.
Придумать заголовок — это самое сложное.
Пальцы сами набрали:
«Город, живущий между выстрелами».
Слишком литературно что ли… подумав, я заменил название:
«Обычное утро на линии огня»
Оставил так. Строчки посыпались одна за другой.
«Западный Бейрут просыпается не по звонку будильника, а по утреннему призыву муэдзина и реву воздушной тревоги…».
Первое предложение самое тяжёлое. Зато потом стало легче. Я описал в статье всё то, что видел сегодня собственными глазами. Без прикрас. Где-то я слышал выражение, что правда о войне — красного цвета, и она пахнет кровью.
По итогу вышла вполне себе читабельная статья о реалиях Бейрута мая 1984 года.
Я несколько раз её перечитал, вычеркнул лишнее, убрал повторы. Закончив, с предвкушением набрал номер редакции в Москве.
Телефон в квартире ещё работал, что само по себе чудо. Но я понимал, что долго это не продлится, в дальнейшем придётся передавать сообщения через телекс в информационном центре.
После нескольких затяжных гудков, в динамике щёлкнуло.
— «Правда», слушаю, — послышался голос редактора моего отдела.
— Карелин. Бейрут. Есть материал.
— Алексей! Ну как ты там?
— Жив. Диктую. Готов принять?
— Давай, записываю!
Я начал диктовать. Редактор слушал внимательно, пару раз попросил повторить — связь была дрянной, гудело и эхо шло с задержкой в полсекунды.
Я почувствовал уже знакомую головную боль и сразу вспомнил наставления Карелину перед командировкой… СССР оказывает гуманитарную и дипломатическую помощь. В прессе сообщается о работе советских дипломатов, об эвакуации граждан и о работе советских врачей и инженеров. И да, СССР официально поддерживает Ясира Арафата и осуждает израильскую агрессию. Теперь понятно, что про палестинских террористов в «Правде» никогда не напишут. Палестинцы не могут действовать против СССР, они наши друзья.
— Всё? — спросил редактор.
— Всё.
— Отлично, сдам в номер. Береги себя, Алексей! Кстати, важный вопрос…
Важный вопрос он не успел озвучить, потому что связь резко оборвалась. Я попытался перезвонить, но из динамика уже не было гудков.
На следующий день я собрал в рюкзак необходимые вещи с документами и вышел из квартиры. Погода стояла тёплая, но ещё не изнуряющая жара. Возле подъезда дети-дошкольники крутились у моего жёлтого «Жука». Один сидел прямо на капоте, болтая ногами, второй рисовал пальцем по пыльной двери, выводя криво «СССР». Он посмотрел на меня, как будто ожидая одобрения.
В этом городе дети росли быстро. Если сегодня ты гоняешь мяч в подворотне, завтра уже носишь автомат и становишься защитником.
Я сунул руку в карман брюк и нащупал пару леденцов.
Леденцы протянул детям. Те схватили их, искренне и широко улыбаясь, наперебой выкрикивая «шукран», что на ливанском диалекте арабского означало «спасибо», и убежали.
Я сел в «Жук» и завёл его. Мотор натужно кашлянул, но быстро перешёл в ровное урчание холостых оборотов. Достал снимок ливанской семьи и перечитал текст на обороте.
Людей со снимка звали Камаль Надим, Самира, Амир. Похожи на друзов. Те не мусульмане в классическом понимании, но используют арабские имена, часто предпочитая свои формы, менее распространённые в суннитской или шиитской среде.
Документы в папках были на женщину и мальчика— визы, какие-то справки по форме…
Я полез в бардачок. Порылся, вытащил старую, потрёпанную карту улиц Бейрута. Адрес семьи находился к югу от старого еврейского квартала. Прикинув маршрут, запомнил его и свернул карту.
Выехал осторожно. На улицах стояла пыль, дорога была усыпана обломками. На секунду отвлечёшься и можно попрощаться с колёсами.
Бейрут несмотря ни на что, продолжал жить.
Многие кафе были открыты, на улицах стояли торговцы, по дорогам шли женщины с авоськами и бегали босиком дети.
Однако о том, что сюда пришла война, напоминали стены, изрешеченные пулями, да разбитые от взрывной волны стекла в окнах…
На перекрёстке стоял пацанёнок, торгующий сигаретами поштучно, разложенными веером на куске картонки.