К Чёрту же подступа вовсе нет.
И с одного бока, и с другого бока заходил к нему солдат с седлом — никак седла на спину не накинуть.
Заплакал новобранец от обиды, но тут увидал его горе старый драгун. Кликнул он ещё народу, и впятером кое-как оседлали.
Один за голову держал, другой за хвост, прижав его к стенке, один за одну ногу, другой за другую, а пятый седло подтягивал.
Как повёл Чёрта новобранец из конюшни, старый драгун сказал ему вслед:
— Я не я — пропадёшь ты с ним, парень!
Вышел Чёрт на поле, хорошо кругом, зелено, ветру много, пошёл Чёрт в ряды, порядка не нарушает.
Вахмистр, старая казарменная крыса, велит садиться. Сели новобранцы. Кони не умеют ни стоять, ни ходить по-военному. А Чёрт как пошёл крутить по полю, боком, боком — понёсся в сторону, обскакал всех, только пыль встаёт.
Новобранец вцепился в седло и ничего не помнит от страха. Вахмистр кричит ему вслед:
— Ноги из стремя вынь, ноги вынь, дрянь паршивая, не хватайся за луку — лучше вались прямо, не смей за луку хвататься! Убью!
Новобранец не слушает. Ветер свистит в ушах, несёт его Чёрт неизвестно куда. Мчал-мчал — как остановится враз точно вкопанный, солдат с него кувырком, как заяц, вниз головой, и покатился по полю.
— Эх, репу копает, дрянь паршивая! — закричал вахмистр. — Что стоишь дураком, пойди, лови коня! Кто тебе ловить его будет?
А Чёрт пасётся мирно, щиплет траву, очень доволен собой. Подошёл к нему, хромая, солдат, протянул руку — Чёрт отскочил на сажень и опять траву щиплет.
Хохочут все вокруг. Солдат снова к Чёрту, Чёрт снова от него.
— Что ты стал в пятнашки играть? — закричал вахмистр. — Дать ему три наряда!
Прыгнул солдат последний раз, схватил за повод, хочет садиться — не даёт конь садиться. Солдат ногу в стремя, а конь его за ногу. Заплакал опять солдат от обиды, но тут езда кончилась, и повели лошадей в конюшню.
III
Каждый день ездят новобранцы, и каждый день с Чёртом тревога: не хочет никому подчиняться конь да и только. Хитрит так, что сразу и не догадаешься, в чём хитрость. Даёт седло нацепить, подпруги затянуть — новобранец рад. Выйдут в поле, только солдат ногу в стремя — и вместе с седлом летит под брюхо к Чёрту, а Чёрт ударит его ногами — и бежать в сторону.
В чём дело? Оказывается, как седло накинут на него, — он возьмёт и надует живот как шар, подпруги затянут по животу, а потом он живот втянет обратно — седло и висит, как на палке.
Был среди новобранцев один жокейский ученик, Кормяк. Был он упрям сам, как лошадь, и крепок.
Сел он на Чёрта, проехал круг-два — ничего. Шатал, шатал его Чёрт — видит, парень держится. Тогда он рванулся вперёд, укусил соседа выше хвоста, тот жеребец следующего, другой — ещё дальше, вмиг все жеребцы друг друга перекусали, бьют ногами, кричат. Поднялся такой шум, что вахмистр завопил тоже:
— Что за ярмарка! Держите дистанцию на две лошади, черти серые!
А Чёрт закусил мундштук и понёс Кормяка.
Таскал-таскал его Чёрт, потом повернул и прямо через канаву на дорогу. А дорога была обсажена низкими деревьями. Испугался Кормяк, что ему голову оторвут деревья, наклонился набок, — этим боком и ударил его о дерево Чёрт. Упал Кормяк в канаву, а коня и след простыл.
Прибежал Чёрт в мыле, злой, страшный — прямо к конюшне. Двери у конюшни распахнуты, но поперёк входа лежала жердь металлическая. Он согнулся в три погибели и проскочил в конюшню, сломал седло начисто о жердь, так что передняя лука к задней пригнулась. Прямо забежал к себе в станок — и отдыхать. Стоит и отдувается.
С этого дня его стали бояться все новобранцы. Пришёл в конюшню вахмистр, посмотрел на него и сказал:
— Арестант ты, арестант! Дайте его старым драгунам, пусть обломают…
IV
Ничему не научился Чёрт за четыре месяца: ни шагу, ни рыси, ни галопу, ни карьеру. Ни за что не мог разобрать, где левая нога, где правая нога. Отдали его в работу старым драгунам.
Старые драгуны — народ знающий, но несильный и старый. Столько перевидали они лошадей, что устали. Им бы по домам идти, землю пахать, или на мельнице сидеть, или ремеслом заниматься, а тут изволь — объезжай лошадей. Кости у них ноют, а приходится ездить.
Скомандуют: «Все к пешему строю готовсь — слезай!» — приходится на всём галопе соскакивать с седла.
Соскочил — сейчас же команда: «Все — садись!»
Сел — опять слезай, слез — опять вскакивай, точно проклятый…
Командовал ими маленький, как пробка, и, как паук, злой эскадронный Рязанцев. Кричит тоненьким бабьим голосом: