Первое время идти было хотя и сложно, но терпимо. Потом солнце поднялось, стало душно и все силы уходили лишь на поддержание скорости. Потом они сделали короткий перерыв и проверили направление. Всё верно, хотя особой сверки не требовалось — рельеф такой, что не перепутаешь — горное образование на горизонте только одно.
Двигались они быстро, Девис с тревогой думал, что Мима не выдержит темпа, но видимо, её гнала вперёд та самая непреодолимая сила, которая выжимает все силы до последней капли и уходит, оставляя пустую необитаемую оболочку.
Чего только не делает месть, думал Девис, во что только не превращает людей. Изничижает всё доброе, выедает нутро, убивает мозг.
Впрочем, когда дело касается уже неживой женщины, имеет ли это значение?
День прошел незаметно, а когда начало темнеть, над головой собрались серые тучи и пошел холодный проливной дождь. Буквально за две минуты все вымокли до нитки, а мест, где можно было бы укрыться, пока не встречалось.
— Всем искать укрытие, — приказал Девис. На сегодня хватит дороги, они прошли, сколько собирались и даже чуть-чуть больше. Завтра, правда, после дождя почва размякнет, так что идти, вероятно, будет сложнее, но под дождём и в темноте — вообще не вариант.
Убежище нашли, хотя и слегка бестолковое — выломанные с корнями деревца, от которых в земле остались следы, похожие на две вмятины в отвесном боку холма из камней и земли — одна дыра побольше, другая поменьше.
Солдаты быстро сгрузили в большую дыру вещи, пока Мима стояла под дождём, смирная и угрюмая, смотрела вперёд и ждала приказа. Девис вздохнул. Понятно, одну её не оставишь, но и никому другому присмотр не доверишь. Ни бойцам, ни тем более Клюкве. Они даже толком не отдохнут, только всю ночь будут напряженно ждать утра и подвоха со стороны друг друга. А отдых нужен всем.
Значит, сам покараулит, не перегнётся.
— Вы в левом укрытии, я с пленной в правом. Доставайте тент и делайте навес, двое — там, двое — тут.
Бойцы беспрекословно подчинились, и вскоре у укрытия имелась своеобразная крыша, которая, впрочем, не особо защищала от ветра и сырости.
Девис расстелил на земле утепляющее покрытие.
— Садись.
Мима молча залезла под крышу, почти прижимаясь к земляной стене, из которой торчали белые тонкие корешки. Девис залез следом, усаживаясь рядом. Спать тут будет крайне неудобно, ноги будут торчать наружу. Хотя можно не спать, или на крайний случай спать по очереди.
Вначале он думал, что присутствие мужчины Миму напугает, или хотя бы смутит, но она казалась такой уставшей, что совершенно не реагировала на его близкое соседство, даже когда они соприкасались плечами или коленками.
Он достал еду и воду. На улице было так темно, что фонарик, который Девис зажёг для освещения, направив светом вниз, казался ярким, как крошечное солнце.
Ливень и не думал смолкать, пришлось выползать наружу и частью крыши забивать бока норы и подпирать покрытие камнями, чтобы сверху не текли ручьи. Девис вернулся под навес снова мокрый, уставший так сильно, что даже мысли не ворочались, предпочитая отдыхать. Однако он сел и обхватив руками колени, стал слушать звуки бушующей по ту сторону полиэтилена стихии.
— Командор, вам нужно отдохнуть.
— Я знаю.
Дождь лил, монотонный и полный сил, пахло грязью, свежими листьями и, пожалуй, женщиной. Последний запах зачаровывал, потому что был самым приятным, почти позабытым, таким тёплым.
Откуда же столько тепла в дождливую, пустую ночь?
— Ты тоже это чувствуешь? — вдруг негромко спросила каданка.
— Что?
— Это. Между нами. Если бы не война… не ситуация, мы могли бы стать друг другу близкими людьми. По-настоящему близкими. Мне всегда такого хотелось. Но я никогда такого не встречала. Так жаль. Даже выть хочется, что всё так поздно. Это несправедливо.
Девис продолжал пялиться на потоки дождя, то и дело сверкающие в свете фонаря.
— Чего молчишь? — почти прошептала она, смотря прямо перед собой. — Не знаешь, что сказать?
Он и правда не знал.
— Думаешь, я брежу? Думаешь, не знаю, что уже мертва? Что ты меня уже похоронил? И смотришь сейчас, видя перед собой бездушное тело? Ты и себя самого так воспринимаешь — оболочка без души.
Теперь командор вздрогнул и повернулся к каданке, всматриваясь в бледное, но совершенно спокойное лицо.
— Думаешь, я не знаю, что вы меня не отпустите… в любом случае? Подозреваешь, я говорю тебе сейчас нечто приятное, чтобы подмазаться… чтобы избежать своей участи? Надеюсь, что ты передумаешь и не убьёшь меня? Думаешь, я же вижу, не знаю как, но я читаю твои мысли, как открытую книгу. Не бойся, командор, я не стану молить о пощаде. Не стану просить того, что ты не можешь дать. Я уже распрощалась с жизнью… тогда, когда вышла навстречу солдатам Агранда. Просто она немного отложена во времени. Так что не будет ни красноречивой мольбы, ни обмана. И будущего не будет. Просто мне приятно, что последние часы ты тут… что рядом со мной именно ты — грубый, скрытный командор, перебивший немало моих соотечественников. Вот так. Веришь?