Зачесалась спина.
– Полную наливай! – Рома с остервенением переключил внимание на поясницу. – Эх… – глык, – …хорошо-о… – Прислушался к себе, чесаться стало чуть меньше. Танковый мотор тоже сбавил обороты. – Надо бы успокоительное заказать местным, – сделал он вывод. – Ну, все, давайте спать, мужики.
Но так не бывает, чтобы человек лег и сразу выключился одновременно с лампочкой, висящей на палаточной опоре. Обычно отходу ко сну предшествуют разговоры, интересные байки травятся, умные беседы ведутся. На этот раз тема беседы была, само собой, о нервах, реактивном состоянии и кто и как и по какой причине оказался здесь, в этой дыре. Солдатики, естественно, по приказу, менты – командировка. Сержант по имени Сергей, конечно же, тоже по приказу, но был переведен в это периферийное подразделение из Моздока, из роты охраны аэродрома. В то время он был ефрейтором, а служба заключалась в бдительном хождении взад-вперед перед «сухарями» – это самолеты, штурмовики серии «Су».
– …Перед самым рассветом это было, но довольно темно еще. Звезды на небосклоне несколько утратили свой блеск, восточный горизонт ощутимо побледнел, с севера веяло прохладой. Утро обещало быть чудным. Естественно, устал шляться. Вроде никто меня не видит, дай, думаю, полежу минут семнадцать. Сами же знаете: бронежилет-разгрузка-тяжело; спина болит, в копчик отдается, в итоге и простатит можно заработать и, как следствие, импотенцию. На бетонке завалиться никак нельзя: после дождей сыро. Тут, смотрю, «расческа» сухонькая стоит: наверное, подрулила недавно. Недолго думая, взобрался на крыло, прижался спиной к борту, удобно, идрит…
– Что за расческа‑то? – перебил кто‑то из несведущих.
– А это пехота так прозвала «сухари»: они же их снизу только и видят. Снизу пилоны торчат, а в комбинации с крылом вроде как расческу напоминают, – пояснил Сергей.
– А что, пехота только снизу, а ты сам‑то сверху видел?
– Дык! – Серега, видимо, уже мнил себя ведущим авиаэкспертом.
– А что за самолет?
– Что, что! «Су-25»!
– Так вроде бы «грачи», – блеснул знанием жаргона кто‑то невидимый.
– «Грачи», «расчески», какая разница! Короче, не умничай!
– Ну что дальше‑то, Серега, не томи!
– Умничек хренов… Так вот, лежу я на крыле, балдею. Воздух чистый, дышу полной грудью, тишиной наслаждаюсь. До смены часа полтора еще. А там, кстати, довольно удобно лежать. Да и спать хорошо. Приснилась, помню, эта… как ее…
– Эдит Пиаф…
– Не, не пиав… блондиночка такая сисястая… ну снималась в этом, как его…
– Неважно…
– Ну не ска-ажи, сиськи‑то во!..
– Давай‑таки по существу, Серега!
– Ага, проснулся от какого‑то гула и тряски, чувствую, еду куда‑то. Сразу‑то не врубился: еще блондиночка перед глазами, вся живая такая, а я еду. Тут только и вспомнил, что на самолете нахожусь! Вот это, братцы, я вам скажу – реактивное состояние! У него же разбег перед взлетом метров пятьсот всего!
– Пятьсот пятьдесят…
– Не умничай!..
– Пятьсот шестьдесят три, ладно. Ну, дальше что?!
– Умник хренов!.. Внезапно борт остановился. Только на карачки встал, чтобы спрыгнуть, а «сухарь» на разгон! Автомат с броником вылетели. Уж не знаю, за что уцепился, за крыло, наверное; и руки разжать боюсь, и спрыгнуть: скорость‑то бешеная! Опять остановился. Как я по инерции вперед самолета не улетел – не знаю: со страху прилип, наверное. Летчик кабину открывает…
– Фонарь открывает… – На этот раз невидимка блеснул знанием технических терминов.
– Не умничай, итить!.. Ты меня что, специально изводишь?! Рома, дай ему!..
– Не дам! Отодвинься, противный… Дальше‑то, дальше‑то что?
– Умник хренов… А что это вы там делаете‑то?! – насторожился Сергей.
– Да, бляха-муха, чешется у меня все!
– А-а… Короче, по рации ему сообщили, что лишний человек на борту. Так я здесь и оказался…
Как известно, история имеет свойство повторяться по спирали, по этой причине Рома каждому встречному и поперечному прожужжал уши про свое прошлое и нынешнее «реактивное состояние». На четвертые сутки, как и положено по «закону спирали», внимательно выслушав стоны с мемуарами, диагноз страдальца решительно опроверг Ваня Буцак – в той командировке он был непревзойденным отрядным доктором и по совместительству психологом.
– Это, Ромчик, не усталость металла, это у тебя – чесотка.