— И чтоб стены не пожгли, — исподлобья произнес Ермак. — Хоть мы их глиной и промазали. Одно дело — огненная стрела, а другое — это. Неправильно кто что-то сделает, и заполыхают стены.
— Все будет, как надо, — заверил артиллерист Семен. Огнеметы были отданы в его ведение.
— Говорил своим. Все понимают. Дам команду вовремя. Я в таких делах соображаю. Из пушек они привыкли стрелять с пониманием — чтоб враг был не далеко и не слишком близко, чтоб успеть перезарядиться… тут надо головой думать!
— Хорошо, — сказал Ермак. — Главная наша надежда — как раз на огнеметы. Если кто выстрелит раньше, чем нужно, подведет всех. Поэтому пусть потом не обижается, если выживет. Порох экономить. В начале Кучум пустит бросовых воинов, «ялангучи», как они у татар называются. Брони у них почти нет, их задача — заставить потратить порох, порубить рогатины, да заполнить хворостом ров. Их стрелы легко возьмут, поэтому в начале бить больше из луков и арбалетов. А как основные пойдут, тогда налегаем на пищали да пушки.
— Все, расходимся. Посчитать своих, чтоб все вернулись. Как придут, закрываем ворота. Если у кого хватило ума далеко уйти — назад через стену по веревке полезет, как татарин.
На этом разговор закончился, и мы вышли из избы.
Около острога стояли жители города. Казаки, стрельцы, работники, женщины, дети. Лица у всех были серьезные. Страха в глазах нет, тоски — тоже, а серьезная суровость — здесь, вот она. Понимают, с чем скоро столкнутся. До того, как мы вышли, разговаривали между собой, потом замолчали и повернулись к нам.
Местных я не увидел никого. Все — вогулы, остяки, сибирские татары, купцы, рабочие, рыбаки, то есть те, кто только что жил в городе, ушли. Это не наша война, молчаливо сказали они. Русские, разбирайтесь сами. Шансов у вас немного, но если вдруг победите, мы вернемся и жизнь начнется по-прежнему. А если не победите, и город отойдет к Кучуму — мы тоже вернемся.
Ермак остановился, посмотрел на людей и поднял руку, чтоб привлечь внимание, хотя особого смысла в этом не было.
— Идут татары к нам, — негромко сказал Ермак, но в тишине голос его дотянулся до самых дальних уголков города. — Их много. Очень много. Но мы готовились, и мы победим. Отступать нам некуда. Стоять будем до конца. Если не справимся, пощады не будет. Помощи нам ждать не от кого. Надеяться можно только на свои руки. Мы сражаемся за Русь, но она — далеко.
Люди молчали. Я смотрел на лица и пытался понять — все ли готовы сражаться? Неужели никто сейчас не жалеет, что пошел в сибирский поход, или что не вернулись, когда стало понятно, что бросили людей те, кто организовывал экспедицию?
Но не нашел ни одного боязливого или сомневающегося лица. Даже дети, вмиг повзрослевшие, глядели сурово и жестко.
— Говорить много не буду, — произнес Ермак. — Все знают, что делать. Кто что забыл за воротами — быстро заканчивайте и возвращайтесь. Ворота скоро закроются. Запасайтесь водой. Она у нас есть, но пусть будет еще. В каждой избе на неделю. Для питья и на случай пожара. Ну, с богом!
Все разошлись.
Я нашел Дашу, подошел к ней. Пусть все думают, что хотят. Да и не время для сплетен,
Она стояла грустная, но спокойная.
— Пожалуйста, не выходи, когда будут стрелять или если кто-то все-таки прорвется, — попросил я ее.
Она улыбнулась.
— Это уже как получится. Если кого ранят, то придется. Но ты тоже… поосторожней…
Я взял ее за руку, затем отпустил. Даша снова слегка улыбнулась и ушла к лекарне. Около нее Аграфена что-то говорила своим громким голосом. Давала указания, судя по всему. Мда, скоро у наших лекарей появится много работы.
…Они показались к полудню, как и было обещано. Но первым свидетельством их приближения стал дым на другой стороне реки. Это полыхал наш рудник.
Затем показались и те, кто его поджег. Уже на нашей стороне Иртыша.
Все наши, кроме мирных жителей, взобрались на стены и смотрели. Командиры хмурились — толпа здесь не нужна точно. Чем больше людей стоит на настиле, тем больше шансов получить стрелу. Но все хотели взглянуть на врага, и отказать в этом командиры не решились.