На одной из улиц Иркутска появился новый жилой дом. Он стоял красивый, гордый и отнюдь не одинокий: рядом высились такие же крупноблочные красавцы с ажурными балкончиками, трехгранными эркерами и с парадными дверями, один вид которых говорил: «Добро пожаловать!»
Впрочем, не будем увлекаться архитектурой. Как известно, не красна изба углами, а красна пирогами. Хотелось бы сразу перейти к рассказу о новоселье, нарисовать трогательную картину первого, безоблачного знакомства жильцов с управдомом. Вот он Подходит к новоселам, сияя лучезарной улыбкой, и подносит им ключи от комнат.
Но нет, преждевременно живописать эту идиллическую картину. «Добро пожаловать» было еще некуда. Новоселье не состоялось. Уже который месяц стоит дом в таинственном молчании, и те, кто должен был в него въехать, имеют возможность лишь петь серенады под окнами своих будущих квартир. Приемочная комиссия отказалась подписать акт о готовности.
Догадливый читатель скажет: обыкновенная история. Наверное, комиссия была непреклонной потому, что во дворе еще громоздились саянские хребты строительного мусора, у заднего фасада отсутствовали пожарные лестницы, а лифты, как говорится, приказали долго стоять.
Однако на сей раз этих популярных недостатков не было. Двор сиял девственной чистотой. Почти в самое небо вели свежевыкрашенные ступеньки пожарных лестниц. А лифты готовы были круглосуточно поднимать жильцов.
И все-таки дом изобиловал недоделками. Днем их, может быть, никто бы и не заметил. Зато когда на город опускались фиолетовые сумерки, пороки жилобъекта бросались в глаза. Окна его, еще недавно пламеневшие в лучах заходившего солнца, становились угрюмыми и темными.
Недавно выстроенные жилые дома не могли принять новоселов лишь потому, что в комнатах некуда было ввернуть лампочку и нечем включить свет. В Иркутске недостает самой малости: штепсельных вилок, розеток, электропатронов.
Казалось, тут бы и обрушиться на снабженцев. Лопасти для турбины они могут отгрузить, а копеечный штепсель никак. Но иркутские деятели снабжения и сбыта ни при чем. Не только здесь, но и в Сталинске, в Ачинске, в Ужуре и в других городах Сибири, Урала и Казахстана строительные организации бьют боевую тревогу по поводу дефицитной штепсельной вилки.
И летят в Москву телеграммы:
«Сдача объектов жилстроительства Сталинска задерживается плохим обеспечением Главэлектросбытом установочных материалов тчк не достает штуках патроны пять тысяч зпт выключатели пять тысяч зпт штепсельные розетки три тысячи».
В разных городах телеграфисты нервно выстукивают сигналы снабженческих бедствий: SOS! — «срывается пуск», «задерживается сдача», «под угрозой план».
Но суров и стоек Главэлектросбыт Министерства электротехнической промышленности. Его слезной мольбой не проймешь даже в телеграфной форме:
— Сколько просит роликов Ангарское управление «Сибэлектромонтаж»? Двадцать тысяч? Ишь, аппетиты! Выдать им сто сорок штук. А каков запрос на втулки фарфоровые? Тоже двадцать тысяч? Обеспечить их… сорока штуками…
Впрочем, чтобы несколько смягчить впечатление от своей непреклонности, Главэлектросбыт иногда дает просителям отеческий совет: покупайте вилки-ролики в розничных магазинах.
Покупать в магазинах — это, конечно, хорошо. К счастью, во многих универмагах есть не только столовые вилки, но и вилки для настольных ламп. Наряду с охотничьими патронами тут имеются и патроны электрические.
Но суть в том, что, по существующему положению, госорганизации имеют право покупать в магазинах за наличный расчет материалы на сумму только до пятидесяти рублей. Как же быть?
Новосибирцы, которые все по той же причине никак не могут открыть новые ясли, предлагают хитроумное решение. Мать, желающая определить ребенка в это детское учреждение, должна приложить к заявлению десяток роликов и штепсельную вилку.
В других местах этот метод считают, очевидно, несовершенным. И поэтому продолжают действовать по старинке. Пишут слезные письма, шлют умоляющие телеграммы (хорошо еще, что хватает роликов для телеграфных столбов). В мощный поток переписки включаются управляющие трестами, начальники главков, заместители министров и даже (сообщим по секрету) два министра. Вопрос о ролике вырос да размеров государственной проблемы.
Л ведь странное это дело, товарищи! Мы научились делать грандиозные, замечательные вещи. В наших воздушных океанах стремительно проносятся реактивные экспрессы «ТУ-104». Советский человек овладел чудодейственной энергией атома. Он постиг тайны полупроводников и умеет уже стирать белье с помощью инфразвука… Говорят, скоро будет создан искусственный спутник Земли, на Марс отправится первый межпланетный корабль.
Как это заманчиво! Мы сами готовы стать первыми марсопроходцами. И весьма возможно, что Министерство электротехнической промышленности будет помогать оснащению марсианской экспедиции. Но как было бы хорошо, если бы, готовясь к межпланетному путешествию, это министерство подумало о грешной земле!
Наука и техника движутся семимильными шагами вперед. А проблема шурупа, гайки, мелочи, та самая проблема, которая стояла и десять и двадцать лет назад, порой возникает снова и снова. Почему не хватает штепсельных вилок?
— Да поймите же вы, — скажет иной министерский деятель. — Некогда! Электростанции строим, плотины созидаем!..
Так и кажется, что сидит перед тобою Оптимистенко из пьесы Маяковского «Баня» и бубнит: «Да я же вам говорю, не суйтесь вы с мелочами в крупное государственное учреждение. Мы мелочами заниматься не можем».
С ПЯТЕРКОЙ ЗА ПОВЕДЕНИЕ…
Красногорские поэты склонны к лирике. Немало творческих сил и светлого вдохновения отдали они воспеванию родимого города. Написаны стихи о говорливой Гуслянке, протекающей меж крутых бережков. Отражены осенние посадки па газонах городского сквера. Есть трогательные строки о ночных прогулках с любимой по аллеям местного парка.
Начитавшись вдоволь этих поэтических призывов выйти на оперативный прогулочный простор, двое молодых жителей Красногорска (он и она) решили провести вечерок на парковом лоне.
— Знаешь ли ты красногорскую ночь? — патетически воскликнул он, взяв любимую за руки.
Окрест было безмолвно. От акаций веяло благовониями. Сердца бились в унисон. И хотелось лепетать любовный вздор.
— Чудна Гуслянка при тихой погоде! — в тон возлюбленному ответила она. — Ночь таит в себе очаровательные неожиданности.
Как бы в ответ на эти слова из-за куста акаций вышли двое молодых людей (он и он). Оглядевшись вокруг, один из них энергично толкнул влюбленного в грудь и употребил «обозвательный падеж».
В этот отнюдь не лирический момент из-за дерева выкатился лунный блин, и при его бледном, загадочном свете он и она разглядели нахальные лица юных молодцов.
Пока наша парочка приходила в себя от потрясения, ужасные незнакомцы удалились, оглашая окрестности сочными неинтеллигентными выражениями. Беда как будто миновала. Но настроение у влюбленных было безнадежно испорчено. Так было хорошо, мило, поэтично! И вдруг очарование вечера нарушилось. Обидно, товарищи!
А ведь таких обиженных в этот пленительный вечер, да и в последующие вечера было немало.
Расскажем хотя бы об одном концерте, который состоялся в этом же парке спустя каких-нибудь полчаса. Таланты на этом концерте старались блистать. И в блокнотах театральных критиков, слушавших их выступления, появлялись пометки: «С большим подъемом было исполнено», «Свежо и проникновенно прозвучало», «Умением своеобразно трактовать партитуру порадовали…» Солисты не боялись брать самые верхние ноты. Страсти зрителей подогревал конферансье, который уверял, что именно сейчас будет исполнен номер, от которого одна половина присутствующих ахнет, а другая охнет.
Поклонники доказали, что они умеют ценить настоящее, зрелое искусство. Они ахали, охали, разражались дружными аплодисментами, разумеется, переходившими в овацию, и даже преподнесли участникам концерта корзину гладиолусов и флоксов.