Вестники насупились, а старший из них только поправил получше на макушке лисий треух.
— Коли вы, ребята, так простыть боитесь, — участливо наклонился к ним князь, — то хотите, ватажникам велю, они вам шапки к голове гвоздиками прибьют?
Его бойцы с готовностью расхохотались, однако вестники шутки не оценили.
— Да ладно, не бойтесь, — потянулся Егор. — Говорю же, храбрых люблю. Давайте выпьем. Выпьем за отвагу воинов истинных, что любой страх одолеть способны, дабы приказ князя своего выполнить. Я так думаю, пить-то со мной Василий Московский вам не запрещал?
Гонцы переглянулись. Все трое отлично понимали, что ходят по лезвию. Сейчас хозяин посада шутит — но в любой момент может и осерчать. Они ведь по приказу великого князя оскорбили его изрядно. За такое и вправду могут шапки к голове гвоздями приколотить и на кол водрузить да такими назад в Москву и отправить. Перегибать не стоило. Да и выпить с дороги тоже хотелось — какой же мужик в здравом уме от такого откажется?
И потому, пусть и молча, ковши они все-таки разобрали, а когда Егор изрядно отхлебнул, доказывая, что угощение не отравлено, — то и выпили следом, не чуя подвоха.
— Так что, пойдете ко мне в ватагу, храбрецы? — быстро наполнил опустевшие ковши Егор.
— Мы бояре родовитые, — наконец разомкнул уста гонец в зеленом зипуне. — Под руку ушкуйника простого не пойдем. Мы великому князю крест целовали!
— Это верно, клятвы данные надобно соблюдать, — похвалил гостей Егор. — Звать-то вас как, служивые?
— Боярин Софон я, — вскинул подбородок старший. — Скалия Борового сын. Мы уже третье поколение князьям московским службу несем. А это — сын боярский Ануфрий и боярский сын Феофан. Тоже в третьем поколении витязи.
— Ну, давайте! За то, чтобы меч не подвел, конь не оступился и рука твердой оставалась!
Князь отпил на этот раз немного, гости же опрокинули чуть не по полному ковшу, хмелея на глазах.
Все-таки знания двадцать первого века давали пришельцу из будущего неплохую фору. И скованный Кривобоком длинный змеевик, и перегонный куб на треноге работали в холодном срубе безотказно, превращая самую плохую и даже порченную, ни на что не годную бражку в прозрачный, как горный хрусталь, самогон. Отстоянный с березовым углем, слегка разведенный медом и клюквенным морсом, начисто отбивающими алкогольный привкус, он пился легко, как компот, не вызывая никакого подозрения у непривычных к таким крепким напиткам бояр. На пустой желудок, уставшим и без того разомлевшим в тепле гонцам самогон съедал разум со скоростью, с какой бродячий пес заглатывает кусок колбасы.
— Признайте, страшно было, когда я вас на кол обещал посадить? — снова налил самогона по ковшам Егор. — Не хотел бы я на вашем месте оказаться. Нечто охота вам из-за какого-то трусливого Нифонта жизнью рисковать? Я, может, и не самый знатный князь на земле Русской, да ведь он и вовсе полное дерьмо!
— Нифонт возле княгини Софьи крутится да нашептывает, — вдруг проболтался гонец, которого Софон назвал боярским сыном Ануфрием. — Гладкий весь, ровно хорь, и чистенький.
— Не, у него с княгиней ничего срамного нет! — торопливо вскинулся старший вестник. — Да токмо прислушивается она к нему и потом пред князем за него заступается.
— Он что, жив? — не понял Егор, но быстро сообразил: раз возле княгини московской крутится, то явно не в болоте гниет, и вернулся к теме: — Коли не нравлюсь, садился бы князь Василий на коня да и шел сюда с дружиной! Чего витязей таких славных на убой посылать? Давайте выпьем… Федька, капусты нам принеси. И грибков.
— Князь в седло ныне так же легко, как ранее, не садится, — опять проболтался Ануфрий. — Ломота у него в костях, мучается тем изрядно. И ходит с неохотой, и ложку до рта через боль несет, и говорит тихо. В бане каждый день парится подолгу. После бани, сказывают, отпускает.
— Нет, коли нужда случится, он еще о-го-го! — тут же вступился за хозяина Софон. — И меч поднимет, и дружину в сечу поведет. Но пока надобности сильной нет, походов Василий Дмитриевич ныне сторонится. Да и чего ради рати-то гонять? Путь сюда неблизкий, княжество нищее, брать нечего. Одолеть он тебя, знамо, одолеет. Да токмо проку никакого. Ни славы, ни добычи.
— Выходит, он меня просто пугает? — Егор взглядом остановил Антипа, собравшегося было с помощью полена вступиться за честь Заозерского княжества. — Надеется, что сам убегу?
— Не ищи гнева великокняжеского, атаман вожский! — торжественно вскинул палец боярин, но закончил краткую речь уже вполне обыденным тоном: — Чего тебе этот посад захудалый сдался? Ты ведь вроде из новгородских? Так и ехал бы к себе в Новгород. Князь тебя преследовать не станет. К чему кровь напрасную проливать? Супротив Москвы тебе все едино не устоять.