На следующее утро, 18 июля, москвичи толпой отправились к Данилову монастырю для встречи с представителями Коломенского лагеря. Дмитрий Трубецкой и другие приближённые «царика» расхохотались посланцам москвичей в лицо:
— Дурно, что вы не помните крестного целования великому государю, а мы за своего помереть рады!
Москвичи, получив такой ответ, возмутились вероломству коломенцев. Многие с досады готовы были вернуть Шуйского на царство. Тот, узнав об этом, приказал раздать московским стрельцам деньги в надежде снова вернуть себе царство. Поднял голос в защиту поверженного и Гермоген.
Чтобы окончательно отрезать Шуйскому путь к престолу, было только два выхода: либо лишить его жизни, либо заставить «добровольно» постричься в монахи. Ляпунов и другие заговорщики остановились на более гуманном решении, не желая более кровопролития. Подговорив иеромонахов Чудова монастыря, Захарий заявился в подворье Шуйского с командой, состоящей из Ивана Салтыкова, Петра Зайкина, князей Туренина, Тюфякина и Мерина-Волконского. Молодую жену Марью Петровну увезли для пострижения в Вознесенский монастырь, а самому Шуйскому предложили постричься добровольно. Он вновь начал плакать и стенать:
— Люди московские! Что я вам такое сделал? Какую обиду учинил? Разве за то, что воздал месть тем, которые содеяли возмущения на святую нашу православную веру и тщились разорить дом Божий? Разве за то, что мы не покорились Гришке-расстриге и его богомерзким советникам?
Но разжалобить ему никого не удалось. Ляпунов снова повторил, что он должен постричься.
Шуйский наотрез отказался. Тогда Ляпунов крепко схватил его сзади за руки, чтобы он не отмахивался, и кивнул иеромонахам, чтоб те начинали процедуру пострижения. Когда по ходу обряда был задан ритуальный вопрос, желает ли он постричься, Шуйский громко возопил «нет», стоявший рядом с ним Василий Тюфякин ответил за посвящаемого: «Желает, желает». Это потом дало повод Гермогену для ехидничанья. Не признав правомерность пострижения Василия Ивановича, патриарх заметил, что иноческий сан принял Тюфякин, поскольку он дал согласие на пострижение. На Шуйского насильно напялили монашескую рясу и отвезли в Чудов монастырь, где и заперли в келье.
Вся Русь затаилась: кто же теперь будет зван на царство? В числе претендентов в первую очередь назывался Василий Голицын. К нему, в частности, был благосклонен патриарх. Но были у него и могущественные противники из числа наиболее знатных москвичей. Самый родовитый из них, Фёдор Мстиславский, сам не претендуя на корону, одновременно не желал усиления ни одного из родов Рюриковичей. Была партия, требовавшая избрания царём Михаила Романова, малолетнего сына митрополита Филарета. Московская чернь вдруг снова заволновалась, требуя возвращения царства законному государю Димитрию Ивановичу, стоявшему в Коломне. Это ещё пуще напугало «лучших людей» Москвы. Боярская дума направила грамоты, приглашая по одному представителю от каждого города явиться в Москву для избрания государя. Однако пока грамоты шли, вопрос об избраннике решился...
...Ещё когда Жолкевский стоял подле Царева-Займшца, выжидая, как будут развиваться события, Михайла Салтыков и Григорий Валуев, находившиеся в его ставке, снеслись с московскими боярами. Они сообщили, что целовали крест на царство королевичу Владиславу, и советовали москвичам сделать то же самое. Бояре встали перед выбором — либо Владислав, либо Димитрий. Правда, раздавались ещё голоса в пользу наследника шведского престола, но он был далеко, а две вражеские армии, угрожающие Москве, — совсем рядом. Войска Жолкевского 23 июля подошли к Москве с запада и расположились на Сетуни. Русские сначала решили, что это один из польских отрядов самозванца, но оказалось, что это «другие» поляки. Навстречу стрельцам выехали Иван Салтыков и Григорий Валуев. Дело окончилось, по русскому обычаю, слезами и лобызанием.
В это же время на юге Москвы повалил густой горький дым. Это сапежинцы подожгли кирпичный завод. Мстиславский повернул свою рать к югу, одновременно послав к Жолкевскому своего представителя выведать: кем является Сапега для Москвы — врагом или другом? Мстиславский просил Жолкевского унять Сапегу или хотя бы сделать так, чтобы тот не мешал русским воевать с самозванцем.
Жолкевский немедленно направил к Сапеге своего гонца с просьбой приостановить военные действия и разрешил русскому воинству из своего отряда под командованием Ивана Салтыкова отправиться под начало Мстиславского для защиты Москвы от самозванца. Одновременно он предложил больше не обмениваться письмами, а сойтись для переговоров. Они состоялись 17 августа, когда на Девичьем поле с гетманом съехались трое главнейших бояр — Фёдор Иванович Мстиславский, Василий Васильевич Голицын, Данило Иванович Мезецкий и двое думных дьяков — Василий Телепнёв и Томило Луговской. Именно эти люди приняли на себя ответственность решать судьбу отечества, объявив себя уполномоченными от всей земли, хотя выборные от всей земли только съезжались. Они подписали договор, присягнув королевичу Владиславу, и отправились на благословение к патриарху. С ними были также и бывшие тушинцы — Михайло Салтыков с сыном Иваном, князья Василий Масальский и Фёдор Мещёрский, Михайло Молчанов, Григорий Кологривов, Василий Юрьев.