Узнав об этом, польский полковник вновь вызвал поздней ночью для тайного совещания дьяка Фёдора Андронова.
— Надо что-то делать с Ивашкой Заруцким. Может, от его имени теперь грамотку составишь, чтобы города перестали свою помощь к Москве посылать?
— В городах грамоте Заруцкого веры не будет, — покачал головой Андронов.
— А кому они поверят?
— Тому, кто их сюда призвал...
— Гермогену? Он ещё жив?
— Еле жив. Но дух его не сломлен.
— Может, под пытками грамоту подпишет?
— Нет, с ним силой говорить невозможно. Помнишь, как Салтыков ножом ему угрожал? Так ведь ещё пуще старец взъярился.
— Но если ему сказать, что Заруцкий на царство хочет посадить сына Марины Мнишек?
— Нам он не поверит!
— А кому?
— Разве что Мстиславскому...
— Тащи этого старого мерина сюда!
— А если не согласится?
— Мстиславский? — усмехнулся полковник. — Уж этого мы уговорим.
...Тяжёлая дубовая дверь в келью скрипуче отворилась, пропуская Мстиславского. Подслеповато щурясь на свечу, он не сразу разглядел Гермогена, лежавшего на жёсткой лавке в углу под образами. А разглядев наконец, ужаснулся патриарх и раньше дородностью не отличался, теперь же взору боярина предстали живые мощи.
— Эко что с тобой сталось? Почто от еды отказываешься?
— Зачем пришёл?
С исхудалого лица на боярина глядели всё те же пронзительно-проницательные глаза.
— Беда случилась, владыка!
— Какая же? Неужели Жигимонт к дьяволу отправился?
Почувствовав насмешку, Мстиславский насупился, однако вспомнил угрозы Гонсевского и, пересилив себя, повторил, как втолковывал ему Андронов:
— Ляпунова Ивана Заруцкий извёл.
Патриарх закрыл глаза, чтобы сдержать боль, и перекрестился. По впалой щеке поползла тяжёлая слеза.
— Неужто настала для России погибель?
Мстиславский взахлёб продолжал:
— А извёл он его, чтобы на царство Московское Маринкиного сына посадить. Отпиши, владыка, в города, чтобы ему не помогали в том!
Гермоген снова открыл глаза, посмотрел сурово:
— А тебе-то какая прибыль в том? Небось всё едино: что литву на трон посадить, что казаков?
— Жигимонту я больше не верю! — всхлипнул Мстиславский.
— А коль все города земли нашей нового русского государя изберут, будешь ему служить?
— Клянусь! — Мстиславский истово перекрестился.
— Ладно, зови моего служку, — произнёс Гермоген и неожиданно живо сел на лавку.
...25 августа в Нижний Новгород тайный гонец доставил последнюю грамоту Гермогена. В ней был твёрдый наказ скорей отписать в Казань к митрополиту, чтобы писал в полки под Москву к боярам и казацкому войску учительскую грамоту, дабы они стояли крепко в вере и боярам бы и атаманам говорили бесстрашно, чтобы отнюдь на царство проклятого Маринкина сына не сажали.
«И на Вологду ко властям пишите, и к Рязанскому владыке пишите, — говорилось в грамоте Гермогена, — чтобы отовсюду писали в полки к боярам и атаманью, что отнюдь Маринкин на царство не надобен: проклят от Св. собора и от нас».
Далее патриарх приказывал им все те грамоты собрать к себе в Нижний и прислать в полки к боярам и атаманью, а прислать с прежними же бесстрашными людьми Родионом Мосеевым и Ратманом Пахомовым, которым в полках говорить бесстрашно, что проклятый отнюдь не надобен.
«А хотя буде и постраждете, — заключал святитель, — и вас в том Бог простит и разрешит в этом веке и в будущем. А в города для грамот посылать их же, а велеть им говорить моим словом».
Тридцатого сентября из Нижнего грамота пошла в Казань, казанцы переслали её в Пермь, а оттуда по всем городам. Единодушно было решено «быть всем вместе в совете и в соединенье, за государство стоять, новых начальств в города не пускать, казаков в города не пускать; если станут они выбирать государя, не сослався со всею землёю, того государя не принимать».
Один за другим отряды земцев стали сниматься и возвращаться к своим городам. В это время наконец к Москве вернулось с награбленными обозами войско Сапеги, ставшее лагерем напротив Тверских ворот Белого города. Это случилось накануне Успения Божьей Матери, в чём изголодавшийся кремлёвский гарнизон увидел доброе предзнаменование: ведь в этот день, по свидетельству Иоанна Богослова, «Всеславная Матерь Начальника жизни и бессмертия, Христа Спасителя нашего Бога Им оживляется, чтобы телесно разделить вечную нетленность с Тем, Кто вывел Её из гроба и принял её к Себе образом, который известен Ему одному». Отслужив благодарственный молебен, все восемнадцать хоругвей гарнизона приготовились к выступлению, как только Сапега начнёт штурм Тверских ворот.