— Великолепно. Что и требовалось доказать, — кивнул я. — Усложним условие задачи. Представь себе, что на стороне одного из кланов будут сражаться жители спорной деревушки.
— С какого перепуга?
— Например, им за поддержку, пообещают уменьшить размер дани. Как считаешь, Император накажет крестьян? Будет ли это нарушением мирного договора и уроном для Императорской чести.
— Ни в коей мере, — уверенно ответил, все еще ничего не понимающий, староста. — Все люди, сражающиеся на стороне нелюдей, переходят в касту наемников. После подписания договора, когда вражда еще не улеглась окончательно, случалось, что люди воевали на стороне эльфов, против гоблинов. Или — ходили на троллей вместе с орками. Ты же не мог об этом не слышать.
— Конечно, — чтобы прийти к правильному выводу мне даже не понадобился звонок другу и помощь зала. Плавали, знаем. — А потом нелюди замирились и сообща вырезали, бывших боевых товарищей, то есть — людей…
И угадал, так как Титыч только кинул.
— Это печальная история, и к нам она никакого отношения не имеет. Надеюсь, ты уже все понял, к чему я веду?
— Когда? — искренне посетовал Ярополк. — Я же все время только над твоими вопросами раздумывал. Ты уж Владислав Твердилыч не мучай старика загадками, а? Расскажи сам.
— Я и не собирался… — остановился, давая калеке передышку. Опять забылся и распустил ноги. — Все просто, Титыч. Но еще ответь разок. Как ты считаешь — Лупоглазые гоблины, после того, как проиграют нынешний поединок, смирятся и оставят Выселки в покое?
— На время приутихнут. А как же… Договор и они подписывали. Но, только пока не найдут тебе достойного соперника. Потом, опять припрутся.
— А найдут?
Староста вздохнул.
— Найдут, Влад… А не найдут у себя, на стороне наймут… Им без нашей дани туго придется. Обязательно придумают что-то.
— Вот и я о том же подумал, Титыч. Поэтому избавиться от них надо раз и навсегда. И чтобы другим, впредь, неповадно было.
— Но как?
— Это я тебе, дядька Ярополк, объясню после поединка. А еще лучше, как сказал Хозяин — завтра.
— Думаешь, хрен у тролля слаще гоблиновской редьки будет? — проявил сообразительность староста. Но, когда договорил и вдумался в смысл, то невесело хохотнул. — М-да, забористая поговорка получилась.
— Мне больше нравится утверждение, что от перестановки сапог ноги не меняются.
Ярополк помолчал, наверное, не сразу понял значение слова «перестановка», а потом хмыкнул.
— Еще бы. Легионер он везде легионер. Даже в отставке. Вернее, особенно в отставке… Но, ты мне не ответил?
— После поединка, Титыч… Погоди. Куда торопишься? Вся жизнь впереди!.. — и подавшись неожиданному куражу, громко запел:
— Хорошо! Все будет хорошо!
Все будет хорошо, я это знаю!
Хорошо! Все будет хорошо!
Ой, чувствую я, девки, загуляю!
Ой, загуляю…
Глава двадцатая
На выгоне уже собирались зрители.
Много. Сотни полторы. Примерно столько вмещал наш стадион, когда в мои родные Выселки приезжала на товарищеский матч футбольная команда из соседнего района.
И, как тогда же, среди болельщиков преобладали гости. То есть, в основном сельский выгон оккупировали представители клана Лупоглазых.
В отличие от персонажей компьютерных игр, здешние гоблины не так уж сильно отличались от людей. Мало ли среди нас сутулых и плосколицых красавцев с изящной кавалерийской походкой? Ну, а уж нетрадиционным цветом кожи, в толерантном третьем тысячелетии, вообще никого не удивишь. Скорее, продвинутая и гламурная молодежь, ее как новый писк моды воспримет. А если еще приодеть с умом, то вообще — попросишь прикурить и пойдешь дальше, слегка недоумевая, почему в СМИ ничего о международном слете жокеев не упоминали.
Кстати, о моде… Мужчины клана предпочитали килты и шорты, наверняка придерживаясь мнения, что кривые и волосатые ноги — предмет гордости любого джигита. Даже оливкового… Тогда как их женщины, наоборот — прятали изъян телес под просторными шароварами. Зато по поводу верхней части гардероба обе стати были единодушны. Собственно, только благодаря свободной и не застегнутой ни на один крючок безрукавке, и удавалось установить пол гоблинов… Причем, самые молодые и хотя бы условно привлекательные, так сказать, образцы различия, почему-то прикрывались от осмотра ожерельем из длинной бахромы, а от чего глаза стыдливо отворачивались — выставлялось на показ.