— За неимением лучшего… — пожал плечами старик. — Всем ты, десятник, хорош, но горяч больно. А значит, можешь по молодости лет и глупость сотворить. Потом пожалеешь, а уже не вернешь содеянного. Этого опасайся…
— Семь раз отмерь — один отрежь? Так что ли?
— Слова, как я погляжу, ты умные знаешь, — кивнул Дорофей. — Силен, воинскому делу обучен. Прибавь к ним умные поступки, и лучшего хозяина для здешних мест даже искать не придется. Первый под твою руку пойду.
— Хорошо, — я попытался не выдать удивление. — На том и порешим. А теперь, Дорофей — зови своих бойцов. Время не стоит на месте.
Староста поманил мужиков к нам, а я поднялся им навстречу. Это не из вежливости, — не люблю, когда на меня сверху смотрят. Задрав голову, трудно сохранять командирский тон. Особенно если на темени нет короны или на брюках — лампасов, визуально подтверждающих твое превосходство над остальными…
«Великолепная семерка» состояла из четырех мужиков средних лет и комплекции, одного отчетливо прихрамывающего крепыша, и двух парней примерно моего возраста. Один из парней носил повязку, закрывающую правый глаз.
— Вот, десятник, — громко, явно для рекрутов именуя меня по артикулу, промолвил Дорофей. — Принимай воинство.
— Здорово, командир, — прогудел крепыш. — Точно, что ли гоблинов бить пойдем?
— Здорово, воины. Не терпится?
— А то, — одноглазый парень непроизвольно, а может и демонстративно, коснулся рукой повязки. — Счет еще не уплачен…
— Понятно. И кто из вас, что умеет? Вот ты, к примеру… — ткнул пальцем в крепыша. — Имя, звание, должность!
— Васей. Подносчик. При катапульте состоял, господин десятник, — подтянулся тот.
— Почему хромаешь?
— Так это… когда маги эльфов орудие разрушили…, коромыслом мне колено и перебило, господин десятник.
— Понятно… Катапульты у меня нет. А из оружия, чем владеешь… помимо совни? — спасибо Владу, вовремя подсказал, что все обозники и «артиллеристы» легиона пользовались именно этим, самым привычным для крестьянина видом оружия. Эдакая помесь рогатины и насаженной торчком косы.
— Кистенем помахать могу. Цепом…
Все ясно, мог и не спрашивать. Один плюс — в боях побывал, не заробеет. Где поставлю, там и умрет, если придется.
— А ты? — перенес свое внимание на одного из четверых мужиков, держащихся рядом. Этот, с густой сединой в волосах, стоял чуть впереди группы.
— Обозники мы, господин десятник, — ответил он за всех сразу. — Служили вместе. Пятнадцатый легион. Уволены после подписания мира. Я — Устий, рядчик артели. Можем и совней помахать, но бичом — привычнее. С десяти шагов глаз вышибу. А добить и ножом можно. Верно, мужики? — он оглянулся на своих подручных. Те одобрительно закивали.
М-да, вот только артели имени «Смерть супостатам» мне для окончательной и сокрушительной победы над гоблинами и не хватало. Хотя, по уже названной причине, и эта четверка лучше дюжины «героев», рвущихся в бой, но — с невысохшим молоком на губах.
Глава тридцать девятая
Парень с повязкой представился сам. Как только мой взгляд сместился в его сторону, он шагнул вперед, словно из строя, и четко отрапортовал.
— Родь, господин десятник. Копейщик первой шеренги. Участвовал в одиннадцати боях. Комиссован по ранению после битвы у Гремящего ручья. Меч, щит, гаста, пилум, дротики.
Вот как? Я посмотрел на Дорофея. А говорил: некого супротив гоблинов выставить. Неужели отсутствие глаза так радикально повлияло на боевые качества принципа?
Судя по тому, как у старика дернулось веко, мой взгляд он истолковал правильно, но промолчал… Ладно, спросим позже еще раз.
— Как с амуницией, Родя? В порядке?
Одноглазый ветеран потупился.
— Только гасту сохранил… Я ж, когда увольнялся, не знал, что дело так обернется. Думал: калеке оружие без надобности, а в хозяйстве много чего иного надобно. Вот и распродал все.
Что тут скажешь? Парень кругом прав. Разве ж кто из моих бывших сослуживцев, уезжая домой, рассчитывал на то, что война не останется в горах, а переберется вместе с ними в их дома? Став еще беспощаднее и бессмысленнее, — окончательно озверев по пути от голода и жажды. А они, возвращаясь в мирную жизнь, беззаботно сдавали и оружие, и броню. Этот гастат и копье-то сохранил скорее по традиции, нежели из необходимости [прим., — процедура разжалования копейщика в велиты сопровождалась изъятием гасты].