Во дворе избы построились солдаты в ожидание дальнейших приказов. Анатоль распрощался с Параскевой, обещая вернуться, врал, но так было правильнее. Утёр ей слезу большим пальцем правой руки и чмокнул в губы. Вышел на крыльцо и с ходу, продолжая движение, обратился к солдатам.
– Братья солдаты, буду перед вами честен. Для вас не секрет, что боеприпасы у нас на исходе, но из тактических соображений нам приказано атаковать неприятеля. Сейчас мы пойдём в штыковую атаку, плотным строем с музыкой и развернув знамёна. Надеюсь трусов среди нас нет. Взвод за мной шагом марш. – Скомандовал Анатоль и отправился к калитке. Солдаты хмурясь, но дисциплинированно последовали за своим командиром.
Граф продолжал увиваться за Анатолем и не терял надежды уговорить того отправиться вместе с ним и сохранить себе жизнь. Но, после того как Анатоль остался невосприимчив к уговорам, сказал:
– Анастасия твоя жива, пойдём. Ещё не поздно сделать правильный выбор. – Лицо Анатоля дёрнулось как от судороги, но он не проронил ни слова, только продолжал идти дальше. Тогда Граф не выдержал и спросил:
– Но если сам жить не хочешь, с телегой то поможешь, как обещал?
– Что обещал сделаю. – Сухо ответил Анатоль.
Солдаты молча месили грязь дороги, втаптывая в неё хрустальные корочки льда. Когда они поравнялись с застрявшей телегой, Анатоль скомандовал:
– Ну-ка братцы, поможем этому господину с его бедой.
Солдаты навалились на телегу, которая уже была предусмотрительно запряжена расторопным возницей, и вдесятером едва её вытолкали из чёрной жирной грязи. Граф вскочил в кузов, не теряя ни минуты, погоняя коня, и кучера с грохотом умчался в противоположную сторону от фронта. Из-под накрывавшего телегу брезента к ногам Анатоля упал тяжёлый свёрток. Офицер потрогал его носком сапога, свёрток крепко лежал на земле и не уступал лёгкому тычку. Тогда Анатоль, немного вспылив, с силой пнул тяжёлый предмет так, что тот отлетел в канаву и хлюпнул, влипая в жирную грязь.
Полк, собравшись на окраине деревни, построился в ровные шеренги и как на параде, чеканя шаг, направился в сторону красных. Анатоль шёл в первых рядах, обнажив саблю. Вначале было тихо, потом оркестр грянул «Прощание славянки» и сотни солдатских голосов, срываясь на крик, запели: «Встань за веру Русская земля…» – где-то вдалеке, почти на пределе видимости с землёй сливался, ощетинившийся стволами винтовок и пулемётов, вражеский бруствер. Орудия красных молчали. Ветер разгонял остатки задержавшегося утреннего тумана. Сквозь густые осенние облака едва пробивался рассеянный солнечный свет. Полк пел и шёл вперёд, стараясь откинуть мысли о смерти и жизни. Люди шагали и пытались забыть себя, чтобы не было страшно и жалко умирать. Пели песню, казавшуюся в этот напряжённый момент особенно важной. Только её звуком хотелось заполнить всё бытие, все мысли и чувства. Но кончилась и она, через мгновение по полю посыпалась нервная барабанная дробь. И словно вторя её, застучали с противоположной стороны пулемёты. Прикрывшись облачком дыма, выплюнула снаряд пушка. Меч был счастлив. Последнее воспоминание о службе этому воину обещало быть восхитительным.
Солдаты падали, ряды смыкались, барабанная дробь помогала отбросить мысли и страх. Что-то твёрдое стукнуло в грудь Анатоля, и мир начал гаснуть как на экране кинематографа. Он опёрся об эфес сабли, загоняя её в рыхлую землю, ноги не слушались, стали ватными, потом вообще куда-то пропали. Анатоль лежал на земле, обнимая руками воткнутое в землю лезвие, а мимо продолжали шагать люди.
Плёнка в проекторе, транслирующем жизнь, оборвалась, экран окончательно погас и вокруг стало темно. Сознание Анатоля плыло во мраке. Хотя нельзя утверждать наверняка, что это было движение. Анатолю не было страшно или больно. Мрак был какой-то инертный не злой недобрый, но густой и первое, что ощутил Анатоль – это безысходность, появилась уверенность, что в этом мраке он сгинет, не сможет преодолеть его и навсегда останется в нём. Когда безысходность переросла в отчаяние, Анатоль почувствовал чьё-то присутствие, а потом услышал знакомый голос. Ему навстречу шёл Антоний, в руках у него была небольшая масляная лампа. Она не разгоняла мрак, но освящала фигуру старца.
– Следуй за мной. – Сказал Антоний.
И, Анатоль увидел, как в его собственных руках, начало что-то светиться. Это была его сабля, которую он держал за лезвие, испытывая сильную боль. Потом свечение усилилось и лезвие его оружия вытянулось, стало прямым и обоюдоострым, эфес тоже выровнялся, напоминая перекладину меча крестоносцев. Боль в руках, достигнув пика, начала стихать, а меч превратился в крест. Анатоль следовал за Антонием, и через какое-то время они оказались в небольшой комнате, из неё вели две стеклянные двери.