— Я умоляю. Ты была там, когда смертельные раны Сорнафейна были исцелены силой Ллос. Он достоин и не заслуживает смерти или проклятия.
— Итак, если бы я сказала тебе сделать из него драука, ты бы сделала?
Жиндия прикусила губу, поколебалась, жалобно посмотрела на своего возлюбленного и послушно сказала: «Конечно».
— Ну, не бойся, — заверила ее Эскавидне. — Сорнафейн достаточно достоин, и ты сможешь играть с ним, когда захочешь. Ты даже можешь продолжать официально считать его покровителем Дома. Но тебе следует рассмотреть все возможности, матрона Жиндия.
Жиндия покачала головой, явно сбитая с толку.
— И укреплении твоего союза с матроной Мез'Баррис, которая примет твое восхождение к роли Верховной Матери, — объяснила Эскавидне и прямо добавила:
— Какая слава придет к тебе и Дому Меларн, когда ты родишь ребенка от Малагдорла Армго, мастера оружия Первого дома Меларн?
Часть 4
Бессмертие
Сколько часов я потратил на написание этих дневников, облекая свои мысли в строки слов, наматывая и сплетая, пока не узнаю то, что знаю?
И зная также, что то, что я знаю сейчас, — это не то, во что я мог бы поверить, поскольку история продолжится позже, поскольку мое путешествие научит меня новым истинам — и я молюсь, чтобы я никогда не закрывал свое сердце от таких прозрений.
Потому что это и есть история. Я думаю о своей жизни как об истории, которую я пишу. Это в моей власти. Я автор, потому что только я могу быть автором этой истории.
Как и для всех нас. Точно так же, как я являюсь автором своей истории, так и вы являетесь авторами своей собственной истории. И хотя я знаю, что самонадеянно думать, что кому-то захочется прочитать то, что я пишу, я могу надеяться, по крайней мере, что моя дочь однажды найдет эти слова. Итак, впервые я пишу тебе, мой воображаемый читатель — и какой абсурдной кажется мне эта мысль! — но я чувствую, что это помогает сформулировать то, что я всегда пытался сказать себе. А именно, какой бы поворот ни был, на какой станции, при каких обстоятельствах история остается вашей, такой, какой вы можете ее написать, какую вы можете прочувствовать, которую вы можете создать. Конечно, есть так много вещей, которые невозможно контролировать, но независимо от них, мировоззрение, эмоции, то, как вы справляетесь с предлагаемым путешествием — это книга жизни.
Путешествие. Для меня, с самых ранних дней, с самых ранних воспоминаний, путешествие всегда было важнее цели. Научиться сражаться и ориентироваться в академии дроу было важнее, чем стать великим воином, поскольку первое привело бы ко второму, до какого бы уровня я ни поднялся.
Я не могу определить, будет ли восход ярким или его затмят плотные облака, но я всегда могу контролировать свою реакцию на него. Я всегда могу найти надежду в этих ранних лучах или туманном сиянии. Я всегда могу улыбнуться в ответ и напомнить себе, что я благословлен быть свидетелем всего, что показал мне рассвет. В конце концов, я знаю, это лучше, чем сетовать на облака.
Я тоже не могу контролировать облака. Как я не могу контролировать многое в отношении окружающих меня обстоятельств.
Но моя реакция на них и мой выбор из-за них... это мое собственное, и только мое. Это мое путешествие, и ничье больше.
Я редко, очень редко возвращаюсь назад и перечитываю написанные мной эссе. Или, возможно, мне следует назвать их “раскладывание”, потому что это то, чем они являются: раскладывание, разматывание сложных и запутанных нитей, которые преграждают мне путь в моем путешествии. Кто-то может подумать — я мог бы подумать, — что, возможно, я стал бы тогда чаще обращаться к ним. Но нет. Такое желание во мне встречается редко и никогда не касается более чем одной записи за раз. Я знаю, что во время этих нечастых посещений прозрений моего прошлого меня приводит туда простое любопытство. Любопытство, а не какое-то переосмысление, поскольку я ищу ответы на любые узлы в жизненных нитях, которые в настоящее время находятся передо мной. Возможно, я мог бы измерить некоторый рост с помощью любых новых перспектив, которые я привношу в прочитанное, поскольку мой опыт стал более глубоким.
Но всегда в таких случаях я читаю с большим вниманием и решительной отстраненностью, потому что я не хочу, чтобы эта глава моей книги жизни определялась сознательно — или, что еще хуже, полностью — каким-либо прежним пониманием. Не таким образом. Переживания есть, они оседают в моем сердце и душе, но моим ориентиром должно быть то, что сейчас передо мной: настоящее. Поступить иначе означало бы погрязнуть в тех самых страхах перемен, которые, как я недавно отметил, являются одним из движущих мотивов наших врагов в Мензоберранзане.