Локлан открыл одной рукой седельную сумку и бросил Джулии небольшой сверток:
– Это тебе, мясо и хлеб.
Ее глаза мгновенно вспыхнули:
– Благослови тебя Бог!
Горец в ответ кивнул, а затем кинул маленький мешочек Брайсу. Юноша заглянул в него и обнаружил несколько золотых марок.
Увидев их, Бракен выругался и вырвал мешочек из рук младшего брата. С гордым видом и пылающими яростью глазами он приблизился к беглецам и высокомерно произнес:
– Нам не нужна милостыня.
Отказ принять монеты заставил Мак-Аллистера изогнуть бровь: вот ведь своенравный упрямец!
– Но ты же собирался их украсть?
– Тогда это были бы заработанные деньги.
И хотя это суждение можно было назвать сомнительным, все же оно вызвало у Локлана нечто вроде уважения: он и сам не любил принимать от других то, что не заслужил.
– Хорошо. Тогда поезжай с нами, и считай это платой за труды. Нас преследуют люди короля,, а я пытаюсь попасть на турнир в Руан. Мне бы не помешала лишняя пара рук, чтобы сражаться, если солдаты снова нас обнаружат.
Бракен помрачнел:
– Почему вы убегаете?
– Мой отец хочет выдать меня замуж, – ответила Кэт…
У Бракена на лице появилось такое изумление, какое, должно быть, было и у Локлана, когда тот впервые услышал от Катарины это объяснение:
– А что, это так плохо?
В ответ принцесса произнесла с холодным высокомерием:
– Для меня – да. И тебе это хорошо известно. А теперь, если не возражаешь, мы должны продолжить свой путь. С вами или без вас.
Мак-Аллистера позабавила мысль о том, что этот повелительный тон Катарина приберегает не только для него. Ради разнообразия было приятно услышать, как она обращается в таком же духе к кому-то еще.
Бракен немного помедлил, а затем обернулся к Джулии:
– Приведи лошадей.
Та издала радостный клич и помчалась исполнять приказ.
Брайс с извинением вернул меч Локлану и снова встал рядом с братом.
Очень скоро девушка вернулась, ведя в поводу коней. Троица из Равенгласа вскочила в седла, и весь небольшой отряд пустился в дорогу. Брайс и Джулия, поделив между собой мясо, жевали его прямо на ходу. Бракен от еды отказался, ответив, что предпочитает видеть сытыми их. Он скакал рядом с Локланом, а жующая парочка следовала позади.
– Сколько ратников вас преследуют?
– Около двадцати.
– Хороший отряд.
Локлан ничего не ответил на едкое замечание англичанина.
Джулия, пустив свою лошадь галопом, поравнялась со старшим братом и протянула ему кусок мяса:
– Пожалуйста, поешь чего-нибудь. Если будешь и дальше обходиться без еды, то заболеешь.
– Она права, – согласился Локлан. – Утром мы остановимся, чтобы пополнить наши запасы.
Горец заметил по глазам Бракена, что тот изо всех сил старается не показать, насколько голоден на самом деле, и его восхитили такая преданность своим родным и готовность ради них идти на жертвы.
Джулия умоляюще добавила:
– Прошу тебя, Бракен! Мне страшно подумать, что я могу потерять и тебя тоже!
Этот непритязательный призыв, должно быть, ослабил решимость воина. Он оторвал небольшую часть от предлагаемого куска и ответил сестре:
– Теперь доедай остальное и прекрати меня донимать.
Девушка послала ему ослепительную улыбку: «Хорошо, лорд Грубиян», – и, придержав лошадь, снова поехала рядом с Брайсом.
Бракен моментально проглотил мясо и опять обратил свое внимание на шотландца:
– Я до сих пор не знаю, кто ты такой.
– Локлан Мак-Аллистер.
– Он лэрд и вождь своего клана, – добавила Катарина.
Бракен отвел взгляд и произнес бесцветным и даже философским тоном:
– Понятно.
Катарина, нахмурившись, посмотрела на Локлана, а затем снова на англичанина:
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ничего.
– Локлан, о чем это он?
Если бы только знать! Но Мак-Аллистеру и самому стало любопытно докопаться до сути:
– Судя по твоему тону, могу сказать, ты что-то недоговариваешь. Не бойся меня обидеть. Четыре брата научили меня терпению.
Бракен кинул беглый взгляд на Брайса, словно давая понять, что прекрасно понимает, каково это – иметь брата, а затем снова заговорил:
– Я пару раз встречал твоего отца, когда был юным оруженосцем при дворе Генриха.
Эти несколько слов прояснили всё.
– А! – только и смог вымолвить Локлан.
– Вот именно, – кивнул его собеседник.
Кэт переводила взгляд с одного мужчины на другого: ей казалось, что они изъясняются друг с другом каким-то шифром, и хотелось, чтобы ее тоже посвятили в эту великую тайну:
– Что это значит? – спросила она.
– Ничего, – в один голос ответили оба.
Катарина раздраженно закатила глаза.
– Мужчины, – обернувшись, сказала она Джулии. – Они вечное проклятие для нас, женщин.
Та в ответ лишь хихикнула, облизывая пальцы.
Разочарованно вздохнув, Кэт снова удостоила вниманием остальных спутников:
– Почему тот факт, что Бракен встречался с твоим отцом, вызвал у вас такое молчаливое взаимопонимание? – спросила она Локлана.
Тот пристально посмотрел на девушку:
– Похоже, ты не оставишь меня в покое.
– Нет, пока не получу ответ.
– Что ж, ладно. При английском дворе у моего отца сложилась определенная репутация.
– Какая?
– Жестокого и бездушного человека.
– О! – прошептала Катарина, чувствуя себя виноватой. – Прости, мне не следовало настаивать.
– Ничего, это вовсе не тайна. – Кивком головы Локлан указал на Бракена. – Многим хорошо известно, каким был мой отец.
И все же ей не следовало совать нос в чужие дела, тем более в такие глубоко личные вопросы. Без сомнения, эти переживания оставили шрамы в душе Мак-Аллистера. Если его отец был так жесток к чужим людям, скорее всего, точно так же он вел себя со своей семьей. С болью в душе Кэт гадала, какие секреты хранит Локлан глубоко запертыми в себе.
Их маленький отряд погрузился в молчание, продолжая свой путь во тьме. Катарина прислушивалась к шелесту ветра в верхушках деревьев. Воздух был немного прохладным, но тесная близость тела Локлана гнала ночную свежесть прочь. Исходящий от него приятный запах и ощущение мускулистых рук, сомкнувшихся вокруг нее, тоже помогали девушке не замерзнуть.
Когда Кэт положила ладошку на руку шотландца, а затем уютно пристроила голову у его подбородка и снова расслабилась, все без исключения члены тела горца напряглись и отвердели, а кровь вскипела, потому что в касании девушки, хотя и чисто платоническом, было что-то очень интимное.
Но хуже всего было то, что в Локлане пробудились и незнакомые ранее желания. Он никогда не чувствовал себя с женщинами непринужденно. На его взгляд, они были слишком хрупкими и коварными. И еще он не любил слезливость и манерность, а в женщинах и того, и другого, казалось, было в изобилии. Вот и в данном случае поиски брата были хоть и не совсем успешными, но спокойными: горцу не приходилось обнажать свой меч, и никто не стрелял ему в голову из лука, пока на его пути не возникла Катарина.
С той минуты, когда эта девица вошла в жизнь Мак-Аллистера, в его жизни воцарился хаос.
И все-таки ощущать ее в своих объятиях было блаженством. Лэрд с удивлением обнаружил, что задумывается, каково это – быть женатым. И пытается представить, что чувствуешь, когда женщина поддразнивает тебя, а ты можешь не тревожиться, что она лишь играет с тобой или коварством пытается добиться твоей руки.
Его невестки были идеальными спутницами жизни для своих мужей. Они относились к его братьям с уважением и такой любовью, которой, как раньше думал Локлан, и на свете не существует. Без преувеличения можно было сказать, что каждая из этих женщин спасла жизнь своему супругу.
Неужели он не заслуживал такого же счастья? Но едва эта мысль пришла шотландцу в голову, он молча усмехнулся, вспомнив горькие слова своего отца: «В этой жизни не важно, заслуживаешь ты чего-то или нет. Выброси это из головы, парень. Мир тебе ничего не должен, а я – и того меньше».