Кол улыбнулся, вспоминая, как рассердились его воины, когда он отказался от другого откупа — сотни фунтов прекрасной стали.
— Они хотели получить ту сталь, — сказал он. — Они ничего не поняли. Лишь один взгляд. Она была моей женщиной.
Он прервался, глядя на Сайлу, желая, чтобы она почувствовала то мгновение, тот момент много лет назад. Защищая свои чувства, она представила, что слушает рыцарский роман.
Племя было возмущено, когда они вернулись и Кол объявил, что Мурмилан — его жена. Это была ложь, и старик ухмыльнулся, признаваясь в этом.
— Я искал ее расположения, — рассказывал он, — как неумелый безусый мальчишка, хотя она жила в моем шатре. Первый месяц она совсем со мной не разговаривала. Только почти через год она наконец разделила со мной ложе. Она дала мне много больше, чем я ожидал, о чем мечтал. На следующее утро Мурмилан сказала мне две вещи. Первое — то, что я никогда не услышу от нее слов любви. Только свободные сердца могут любить, сказала она, а я получил ее тело как дань, и сердце ее не может быть свободным, чтобы сделать выбор. А еще она сказала, что у нас будет сын. Я был слишком опьянен удовольствием, счастьем, обладанием ею, чтобы хорошо осмыслить все, что она сказала.
— Звучит откровенно, — сказала Сайла.
Кол улыбнулся.
— Мурмилан видела вещи и события до того, как они случались. Не все. Иногда она знала, сколько дней отведено человеку, но не то, как он умрет. Иногда она точно знала, как человек покинет мир, но не знала когда. Она могла определить пол ребенка, которого еще не зачали, и описать отца до того, как он впервые увидит мать.
Он остановился, молча вспоминая. Ветерок пробежал через долину, наполненную вкусом дождя. Кол продолжал:
— Она умерла ночью после того, как родился Гэн. Держа мою руку, Мурмилан сказала, что жила как два человека в одном теле и теперь подарила мне такого же сына. Она плакала. Знала, что умирает, и плакала потому, что боялась за меня.
Наш сын станет причиной моей смерти. Он разрушит то, что я создал потому, что он разрушитель и созидатель. Потом она сказала что-то из учения Церкви, как я понял. Оно звучало примерно так: «Рождение есть наша победа над смертью, ибо рождение не есть повторное появление старого и известного, но создание нового видения и новой надежды».
Несколько долгих минут он хранил молчание, давая Сайле время успокоить бешено бьющееся сердце. Слова Мурмилан были из заповедей Первой Церкви — частью древнего, запрещенного учения.
Кем была эта женщина? Где она могла услышать эти слова?
Еще мгновение Кол озирался по сторонам и даже понюхал воздух, перед тем как продолжить, хотя они были одни посреди пустого луга. Затем он закончил свой рассказ. Мурмилан умоляла его оставаться рядом с Гэном, пока тот дышит, говоря, что ее сыну будет необходима защита. У него большое опасное будущее, сказала она, пламя будет пожирать все, к чему он прикоснется. И может поглотить самого Гэна. Она видела две равно вероятные судьбы. Если возьмет верх одна, то его слава вырвется за пределы племени, за пределы Гор Дьявола, за земли, еще неведомые Людям Собаки. Если другая — дикие животные обглодают его забытые кости. Кол сказал:
— Ее последними словами были: «Но пока мой сын жив, до того, как он умрет, он откроет врата в будущее, к кресту». Ты лучше других знаешь, что случается с женщинами, которые говорят про крест.
Он закончил, и поднялся ветер, шепча эти страшные слова листьям и траве, беспорядочно метавшимся, переплетавшимся друг с другом. Внезапно вдали ударил гром. Неистовый грохот сотряс землю и исчез в раскатах. Сердце Сайлы скакало галопом. Кол посмотрел на нее с болью, и морщины на его лице стали еще глубже и темнее.
— О том, что она сказала, я поделился только с моим другом Класом на Бейлом. Даже Гэн ничего не знает. Я верю, что его мать говорила о нем истинные слова, хотя Гэн пока не похож на Вождя. Но все же, когда я смотрю на него, мне кажется, что я вижу ту вторую личность, сражающуюся за признание. Волки понимают, что в нем есть сила. — Сайла удивленно подняла брови, и Кол кивнул. — Это началось еще в детстве. Там, где был Гэн, были и волки. Они присматривали за ним, вместе охотились. Они разговаривали. Когда Гэн был ночным дозорным, пели для него и друг для друга. Мне не раз казалось, что они — его единственные настоящие друзья, конечно, не считая собак и Класа.
— Почему ты рассказываешь мне об этом? Мне нечем тебе помочь.