— Разиэль! Это Пустельга. Я привел друзей, которые ищут Шотландца. Впусти нас!
Локлан смог разглядеть только темные очертания стены с зубцами наверху. Наверняка оттуда уже готово было пролиться кипящее масло, поджигая незваных гостей. Эта мысль заставила его занервничать.
Несколько минут царила полная тишина.
— Услышал ли он тебя? — спросил наконец лэрд.
Ответом ему послужил скрип — это открылась одна из тех дверей, что были перед ними. В проеме возник высокий, поджарый сарацин в ниспадающем свободными складками синем одеянии, расшитом золотом. От него веяло какой-то особой силой. За спиной его виднелись два меча, закрепленные крест-накрест. Воин стоял, подбоченившись, и, казалось, был вовсе не рад позднему визиту.
— Пустельга, — произнес он низким раскатистым голосом, — давненько не виделись, старый друг.
— Да уж. Спасибо, что не подстрелил меня… на этот раз.
На лице Разиэля не отразилось и намека на веселье.
— Ты что же, никогда не забудешь об этом?
— Я все еще хромаю, и каждый раз перед дождем рана дает о себе знать. Как же тут забыть? — Пустельга спрыгнул с коня, подошел к сарацину и по-братски похлопал его по спине.
Обрадовавшись, что напряженность момента спала, Локлан тоже спешился и помог слезть с лошади Катарине.
Когда они приблизились к Разиэлю, глаза сарацина опасно сузились.
— Они не из наших, — недовольно проворчал он. — Кого ты привел сюда и зачем?
— Я — Локлан Мак-Аллистер.
Разиэль, стиснув зубы, зашипел, выхватил из-за спины меч и прижал его к горлу лэрда.
— Ты что, рехнулся? — прорычал он, не разжимая зубов. — Шотландец утратит последние крохи разума, которые у него еще остались.
У горца перехватило дыхание от обуревавших его чувств: ожидания встречи, страха и беспокойства.
— Он мой брат. Я хочу с ним увидеться.
— Ты от него отказался, — обвинение повисло между собеседниками, но Мак-Аллистер знал, что это неправда.
— Я никогда не отказывался от своих братьев. Ни разу в жизни. И я не потерплю этой лжи.
— Я ему верю, — вмешался Пустельга, голой рукой отталкивая лезвие меча сарацина в сторону. — Он проделал такой далекий путь ради истины. Давай мы сами поговорим с Шотландцем и посмотрим, что он скажет?
Разиэль фыркнул:
— Вам повезет, если он не выпотрошит вас, как свиней. Шотландца не интересует его прошлое.
Но Пустельга не сдавался:
— Будь человеком, Разиэль! Локлан не такой, как мои родственники. Уверен, он не наплюет на Шотландца ради того, чтобы спасти свою шкуру. Позволь нам потолковать с ним и посмотреть, что он ответит.
Сарацин насмешливо скривил губы и наконец убрал свой меч в ножны. Но все равно презрение, которое он испытывал к Локлану, ясно читалось в его поведении.
Сощурив черные глаза, Разиэль предостерегающе произнес низким голосом, от которого кровь стыла в жилах:
— Если ты скажешь что-то, что ранит моего господина, я вырежу твой язык и твое сердце.
— Я не причиню вред своему брату, — отозвался горец.
Сарацин еще раз кинул на него взгляд, затем повернулся и повел их через двор крепости.
Катарина держала Локлана за руку, пока они шли мимо укреплений, явно предназначенных выдержать даже Второе Пришествие. Лэрд удивленно покачал головой: Киранн никогда не имел тяги к сражениям или к управлению людьми, хотя и был настоящим воином с природным чутьем. Он всего лишь хотел резвиться и гоняться за девицами.
Было очевидно, что Локлану предстоит встретиться с совершенно другим человеком, не похожим на того обидчивого мальчишку, который сбежал из дома. Пока они шли, лэрд насчитал не меньше двадцати рыцарей, охраняющих стены крепости и ее двор. Это говорило о том, что у Шотландца хватает денег, чтобы платить этим воинам, но еще больше — о его подозрительности, раз в такую глухую ночную пору было выставлено столько часовых. Определенно, Шотландец был готов дать отпор любому, кто захочет нарушить неприкосновенность его жилища.
Когда они достигли замка, Разиэль не пустил Пустельгу и его спутников дальше нижнего этажа.
— Ждите здесь и не шевелитесь, — приказал он грозно.
— Можно хотя бы ухо почесать? — озорно спросила Катарина.
Сарацин криво усмехнулся.
— Считаешь это забавным?
Девушка отрицательно помотала головой и ответила искренним тоном:
— Никогда не считала несчастье забавным. Но я полагаю, ты видишь опасность там, где ее нет. И ты глубоко ошибся, составив плохое мнение о хорошем человеке, не имея представления о его характере.