Подбадривая себя мыслью о том, что Мерлин Монро делала фотосессию в мешке из-под картошки и была в нем поистине обворожительно, я подняла дерюгу. И подумав, стала надевать на ночную сорочку.
- Ты что делаешь! Снимай! – взвилась госпожа Ирма.
Я только отрицательно покачала головой.
- Тебя накажут.
Я согласно кивнула. Интересно, почему меня не отдают трактирщику? Я с тоской вспомнила кухню, которую привыкла считать своей. Свою суперскую сковородку.
- И не думай, что кухарка допустит тебя к себе.
Тут я усмехнулась. У мэра кухарка была какая-то недодельная. Поэтому он предпочитал угощаться у нас. Не говоря уже о курнике, который он обожал и который я пекла специально для него.
- Ладно, - махнула рукой госпожа Ирма. – Пойдем со мной. Не дело это – время к обеду, а рабыня прохлаждается!
Мы спустились вниз. Замок был пустым, только неторопливо прохаживались несколько слуг, которым госпожа Ирма не сделала никакого замечания. Все это могло говорить лишь об одном: ни Харальда с воинами, ни мэра в замке не было.
Мы вышли через неприметную дверь наружу, обогнули башню и направились к громоздкому и какому-то нелепому строению на заднем дворе.
- Займешься курятником, - приказала госпожа Ирма. Птичница занеможила. Перво-наперво бери корзину, вон она, прислоненная к изгороди, и собирай яйца, прибежит мальчишка, заберет на кухню. Потом почистишь все. Да не ленись, а то получишь плетей.
- Да, госпожа Ирма, постаравшись, чтобы тетка не услышала мой тяжелый вздох, ответила я.
Глава седьмая
Глава седьмая
О том, что можно вступить, а можно вляпаться. И о том, что зависть – плохое чувство.
Петух – огромный, роскошный, с пышным хвостом, отливающим изумрудом, ярким гребнем и налитыми кровью глазами (как с перепоя), смотрел на меня недобро. Как на личную курицу, которая загуляла и пришла домой под утро с явными следами недопустимого. И взгляд этот обещал мне трепку.
Петухов я любила в лапше. В курнике еще. Но вот зайти со странным приспособлением в руках, что мне представили как грабли… Как-то не тянуло. Да и грабли… Я с тоской посмотрела на приспособление – длинная палка из которой торчат еще три, потоньше и поострее. И как этим вообще можно хоть что-то сгребать?
Эх, где что-то нормальное в этом мире? Хотя такие грабли, как у нас здесь в принципе невозможны. Кто будет делать сельхоз инструмент из железа? Тут приличный меч стоит как трактир. Я боюсь предположить стоимость моей сковородки. Хотя металл на нее пошел самый отстойный, понятное дело, но все же…
- Кудах? – поинтересовался петух. В мужицком взгляде появилось что-то издевательское.
- Я человек. Я смогу, - приказала себе. И надменно посмотрела на птица. Видимо, получилось не очень, потому что в ответ раздался издевательский клекот. Эта птица себя что – орлом возомнила?
Петух расправил крылья. И пошел на меня, И хотя нас разделял забор, стало все равно не по себе.
Ничего себе – яиц соберешь. Куры, кстати говоря, попрятались. Мда.
Я сжала покрепче грабли. И, мечтая о топоре (или хотя бы о моей тяжелой удобной сковородке), отворила калитку и шагнула навстречу нахальному петуху.
Радостный боевой вопль – и он понесся мне ко мне. Глаза горят, крылья по ветру. Мне показалось, что он раза в два увеличился в объеме.
Мамочки! Страшно как.
Но я заставила себя остаться на месте. И с мыслью: «Только бы не убить», подняла грабли.
Возмущенный вопль. Оскорбленный даже – и петух кубарем летит через птичий двор. Хотя… я с изумлением смотрю на свою орудие новоиспеченного крестьянина. Я ведь не успела коснуться петуха. Не говоря уже о том, чтобы огреть его.
И что это было?
Петух поднимается, отряхиваясь. В глазах появляется… уважение что ли.
- Ты живой? – спрашиваю я у него.
Он отворачивается. И как гордо подходил – так и гордо уходит. В сарайчик, куда мне надо зайти, как я поняла госпожу Ирму, чтобы собрать яйца. Беру корзину, ох, и немаленькую, захожу.
Сколько тут кур! С полсотни, не меньше И все, как одна, рябенькие, ухоженные. Странно, что все так запущено в помещении. Видно же, что за живностью тут следят. Петух молчит, куры вообще не обращают на меня никакого внимания.