— За мной. Все, — отрывисто приказал Чародей, когда жена убрала ладони от спавшего героя.
— Рысь, собери дедо́в. Янко, верни гостям пояса их. Пошли со мной, Суд. Говорить будем о том, как жить дальше, а не помирать. Сына старшего, возьми, коли хочешь, а мало́го отправь погулять. Дарён, приглядишь за ним? — раздавать команды князь начал сразу на крыльце лазарета и всем подряд. Отвечали по старшинству.
— Пойдём, Гут, со мной. Я — великая княгиня Дара, покажу тебе дом и диковины наши. Светильники тебе приглянулись, видно? — голос жены звучал так ласково, что за ней и старшие бы пошли, пожалуй. Белоголовый малец вскинул жадно глаза на отца. Тот молча кивнул. Дарёна взяла сына чужеземного вождя за руку, как своего, и повела, рассказывая что-то, чуть склонясь влево. По лицу Суда понятно не было, но, кажется, вслед младшему он посмотрел, прощаясь навсегда.
— Буривой со Ставром на месте давно, отец Иван прискакал, пока мы у Гвора сидели, — доложил Гнат.
Немой вручил старшинские пояса с ножами вождю и его старшему сыну. И изорванное их земляками лицо его не кривилось, не дрожало и не скалилось. Кажется, он и впрямь понял и принял княжью волю.
В привычном месте сбора «Ставки» Гнат по кивку Всеслава рассказал старикам услышанное от Гвора. Ставр предсказуемо задавал вопросы, довольно много, причём часть из них, кажется, не имела отношения ни к маршруту, ни к сражениям на нём. Подключились и волхв с патриархом. Вождь и его сын сперва смотрели на отца Ивана недоверчиво, потом с удивлением, а потом с опасливым восторгом, когда пару выводов из услышанного, касавшегося его коллег, носивших кресты, он сделал громко, искренне и в выражениях не стесняясь ничуть.
— Истину глаголешь, — вполне удовлетворённо кивнул Буривой. Ставр энергично потряс головой из своего дупла на груди Гарасима.
— Что думаешь, княже? Так спускать им нельзя никак, — повернулся волхв зрячим глазом, чуть склонив голову по-птичьи, став похожим на старого ворона.
— У древних римлян был обычай, други, — начал неторопливо Чародей. И на этот раз голос его на скрип дерева похож не был. В нём снова слышались будто далёкие завывания вьюги, гул пожаров, скорбный плач вдов и сирот. — Звался он «децимация», на их языке «децимус» — десятый. Суть была в том, что если в войске кто-то бежит от битвы, если противится приказам старшин, или если стяг на поле бранном оставит — каждого десятого воина казнили. Свои же десятки. Своими руками. Говорят, не так часто обычай этот применяли. Но память о нём очень долго в воинах жила.
Все смотрели на князя не отводя глаз, даже не моргая. Суд со Стебом перестали дышать.
— Помнишь ли, Рысь, когда отправлял я твоих со Ставровыми первый отряд по Днепру вверх встречать? И велел тогда, чтоб любого встречного, кого живьём взять не выйдет, стрела догнала, будь тот встречный хоть бабой, хоть дитём? — смертный голос промораживал до дрожи.
— Помню, княже, — глухо отозвался воевода, у которого под бородой двинулись желваки.
— Кого встретили твои? — Чародей не смотрел на друга. Рассказ предназначался больше для гостей с запада и отца Ивана, который пару раз пробовал завести душеспасительные беседы насчёт того княжьего приказа.
— Четырёх патлатых мужиков с бритыми харями, в бабском барахле, и двух карл, коротышек кривоногих, что со спины от мальчонки и в упор не отличишь, — ответил Рысь. И дополнил: — С оружием, с отравой, какой не то, что колодцы — реки травить. У мелких самострелы были такие, что и на медведя идти не зазорно: наконечники с ладонь, острые, как щучьи зубы, да тоже дрянью какой-то обмазаны…
— И, случись тем бритым или карлам до хозяев своих добраться живыми, тут бы через пару седмиц горело всё и плач стоял. Им там твёрдо знать надо, куда богатства их утекли, чтоб обложить плотно, да забрать назад, с прибытком. Но не вышло у негодяев. Не выйдет и нынче, — глаза Чародея пробежали по карте, и он кивнул, будто окончательно принимая и утверждая какое-то решение. Или несколько решений.
— Рысь, — и друг аж из-за стола вскочил. Словно знал, что приказ нужно будет выполнить скорее обычного, и что воля княжья будет непростой.
— Десяток твоих отправь на Волынь. С той земли народец пришёл, что убил моих людей. Надо вызнать доподлинно, кто и какими словами направил их к Припяти. А чтоб два раза не ходили — пусть Ярополка, что сидит во Владимире Волынском с племянниками его Рюриком, Володарём да Васильком удавят.