Когда к Святославу вернулось посольство, стало ещё непонятнее. В первую голову выслушал он епископа Неофита, который вдруг оказался уже целым митрополитом, потому как сам патриарх Всея Руси ему сан пожаловал и рукоположил. По совету князя. Потом послушал дядьку Радомира, которому верил, как себе. Потом обоих их разом, потому что в словах что священника, что воеводы сомневался, чего сроду с ним не бывало. Но они от сказанного не отказывались, наоборот, подтверждали слова друг друга, дополняя деталями, что вспоминали прямо на ходу. И про выступление княгини Оды. И про ответные слова Всеславовы. И про дивные нравы и обычаи киевлян при новом князе. И про ледню, конечно. Угостили Святослава и напитками, что волею Господа научились при помощи, сказать-то грешно, Чародея творить монахи Лавры.
Князь Черниговский и прослушал, и отведал. И не единожды. А потом поучил княгиню вожжами, наутро только вспомнив о том, что именно так и советовал Всеслав. Гордая и свободолюбивая, нравная и капризная немка же утром удивила сильнее всего, когда сама принесла вожжи и поцеловала руки мужу, каясь и говоря, что за проступки свои готова от него любую кару принять. Ошалевший Святослав даже пороть жену не стал, прогнав на её половину. А сам опять засел с митрополитом и воеводой думу думать да совет держать. Со всеславовкой, ясное дело — не пропадать же добру? И надумали они, что надо брать Всеволода да ехать в Киев, под руку Чародея проситься. Истории про полёты на крылатых волках, конях или молниях Перуновых, тут все по-разному врали, про чудотворные таланты лекарские, про воскрешение покойников, давали понять совершенно ясно: с этим воевать — себе дороже. Да и как с ним воевать, коли он, вон, за тридевять земель всё видит, всё знает, да всё по сказанному им случается? Щёлкнет перстами там у себя, в Киеве, а ты тут, в Чернигове, икнул и помер. Нет, в таких тревожных и непонятных условиях жить — никакого удовольствия. Разослал Святослав весточки братьям да сынам, и начал к походу готовиться.
Всеволод, получив новости от своих торговцев и шпионов, а ещё нового епископа, назначенного патриархом взамен Ионы, которого по пути из Киева домой задрали волки, письму от брата удивился. Но признал решение правильным. Потом-то, когда Изяслав с подмогой воротится, оно по-всякому выйти может, одному Богу известно, чем обернётся. А пока надо тут жить, своим умом, своей головой. А они, го́ловы, что своя, что братова, советовали замириться со Всеславом да под руку его встать. Пока у всех, кто так сделал, не было ни единого повода или причины жаловаться. Только хвастались все, от половцев до латгалов. Поэтому и Переяславский князь велел, не откладывая, готовится к отправке в Киев. Да с гостинцами. Да с парой малых отрядов ратников, чтоб ту самую ледню освоили, о которой, почитай, в каждом городе на торгу уже судачили.
К Киеву подошли в одно время, как и собирались. Постояли чуть за косой, что отделяла Днепр от Почайны-реки, где летом не протолкнуться было от лодий. Но ни набата из города, ни встречного посольства не дождались. Будто и не ждали их тут. Удивились братья Ярославичи, и, толкнув коней, направились первыми по льду Почайны, чтоб выбраться с него на берег, а там и до ворот городских подняться. Постучать придётся, что ли? Просить, чтоб отворили? Оба были растеряны — никогда такого с ними не было, чтоб город никак не реагировал на приближение военных сил. Либо распахивали ворота гостям, либо запирали от во́рога, но чтоб вот так?
В перестреле впереди, посреди белоснежной целины, сидела одинокая сгорбленная фигура, склонившись, кажется, над лункой. Рядом на снегу лежали две плотвички и один полосатый горбатый окунь. Его, крупного вполне, с коней Ярославичам было видно довольно отчётливо, а вот с плотвой можно было и ошибиться, как-никак десятка три саженей, больше полусотни метров. Кони шли шагом, снегу им было даже не под брюхо, а лишь немногим выше колен.
— Ну вот, всю рыбу распугали, — раздался недовольный голос рыбака. Он поднялся и развернулся к князьям.
Чудесная чёрно-бурая шуба, которую так расписывал Радомир, такая же шапка. И внимательный, кажется, чуть насмешливый взгляд серо-зелёных глаз из-под густого меха
— Поздорову, Всеслав! — первым пробасил князь Черниговский, подняв руку.
— Здрав будь! — опомнился и Всеволод.
— Ты с женой, что ли, поссорился? — спросил, подъехав ближе и спрыгнув с коня, Святослав.
— С чего бы это? — удивился великий князь.
— Ну а чего сидеть одному на морозе посередь реки? Неужто других дел нету? Как пить дать — в бабе причина! — уверенно предположил старший из дядьёв. И нахмурился, вспомнив, как изменилась всего за одну встречу с Чародеем его Ода.