— Я, как представитель христианской церкви, одобрить твой план, княже, не могу, конечно, — начал патриарх Всея Руси. Заслужив тут же такие взгляды от Рыси, Ставра и Гарасима, какие обычным людям и не вынести. — Но жизнь, как ты сам всегда говоришь, вещь сложная и многогранная. И если судить её только с одной стороны, одним порядком, то добра в том не будет.
Мне вспомнилась старая фраза из моего времени о том, что если посмотреть с одной стороны, то с другой становится ясно, что с третьей не видно нихрена. Всеслав ухмыльнулся в бороду, соглашаясь.
— Сказано в Писании о том, что жизнь каждого живого существа угодна Господу. И печалит его гибель бессмысленная любого, хоть человека, хоть твари бессловесной, — продолжал патриарх. Но, судя по затвердевшим скулам и будто бы прижавшимся в затылку ушам, говорить по Святой Книге он вряд ли планировал.
— Враги умышляют зло на нашу землю и наших людей. Они покупают за золото и меха других, что готовы их волей убивать и грабить. До тех, кто шлёт беду на наши земли, мы пока дотянуться не можем. Но по рукам им дать крепко, памятно — можем вполне. Потому я, патриарх Всея Руси, благословляю задел твой, великий князь русский, Всеслав Брячиславич! И жертвы мирные, невинные, готов принять на себя. Мой грех будет в том, что попустил неверие и скудомыслие в людях. Мне за него и ответ держать. И следить за тем, чтобы добрые христиане впредь не клевали на посулы посланников нечистого!
И отец Иван глотнул из жбана. Не сводя глаз с князя.
Идея, посыл, были примерно понятны. Открывавшиеся перспективы давали карт-бланш на решительно непопулярные меры. Это было логично. Но мёртвых баб, лежащих ничком на красном снегу, не оправдывало никак. Пусть пока и не лежавших.
— Мне проще, княже, — продолжил великий волхв, повернув голову так, чтобы зрячий глаз видел Всеслава лучше. — Одни убили твоих, наших людей, другие попустили это. В том, что их смерть оправдана, у меня сомнений нет. Над словами твоими насчёт прочих я думал долго. И согласен с тобой полностью. Живые будут зло таить, детям-внукам передавать, растить их, как ту спорынью, что словом твоим повывели из амбаров. Вроде и привычно, вроде и понятно, а как руки-ноги отгнивать начнут — поди пойми, откуда беда пошла? Тут же мы все знаем, и откуда, и кем послана. И долг наш, тяжкий и великий, не попустить того, чтоб зараза та дальше навстречу Солнцу двинулась! И если нельзя по иному, кроме как сжечь или отсечь, то так тому и быть!
Старый волхв, хранитель и светоч, отхлебнул и звонко пристукнул кружкой по столу.
— В другом беда может быть, други, — помолчав, начал Всеслав. — Крови будет много. И не той, что в сече, где либо ты — либо тебя. За воев своих переживаю. Их поддержать надо будет словом и делом, они могут души потерять или испохабить до такого, что лучше б потеряли.
Я видел тех, кто возвращался с зачисток аулов и кишлаков. Там были и опытные бойцы. Но почти каждый из них по возвращении становился бомбой со сломанным часовым механизмом. Никто не знал, когда, где и от чего сработает триггер в голове человека, что убивал ранее по приказу безоружных. Знал я и тех, кто никогда и ничего не покупал у армян после Карабаха. Много я знал и видел. И теперь это было доступно и известно князю.
— Не хочу я того, чтобы после этого дела появились те, кого жёны и дети боятся. От кого соседи врассыпную кидаются. Нужно, чтоб каждый, каждый ратник, отцы, вас обоих выслушал, вместе или поочерёдно. И чтоб каждый из вас ответ мне дал, как тому ратнику лучше жить будет дальше: обычно, или уйти от мира, или врагу за спину отправиться с тайным заданием. А уж на кого грех ляжет, на вас или на меня, то уж точно без нас с вами Боги решат.
Иван и Буривой не сводили с князя изумлённых глаз. Они многое ожидали услышать от него перед грядущими событиями, от распределения территорий, до планирования следующих действий. Но явно не этого.
— Клянусь Богами Старыми, честью и жизнью своей, что не допущу урона войску твоему, княже. Каждого, кто в деле будет, выслушаю. И о каждом тебе ответ дам, — первым ответил Буривой. И говорил он медленно, трудно, весомо.
— Во имя Господа нашего клянусь и я услышать каждого твоего воина, Всеслав. Отпущу грехи, не оставлю без покаяния. И труд духовный сообразный каждому подберу, — проговорил и патриарх.
— Ты слышал, Рысь. Ты и проверишь. Не потому, что веры нет Ивану с Буривоем. А потому, что уж больно дорог мне каждый из твоих, чтоб как простого наёмника его один раз использовать, а потом, при оплате, под лёд спустить. Сам знай, и людям своим передай: тех, кто мне служат, все Боги берегут и при жизни, и после неё. Помогут отцы, направят, отмолят, успокоят души. А работы много впереди, разной, сложной. Кто тут, на западном рубеже устанет, после на восточном отдохнёт, — на друга князь не смотрел. Глядел поочередно на волхва и патриарха, что кивали головами, подтверждая сказанное им. Без радости, без глупого воодушевления — тут не перед кем было представления устраивать. Просто и честно.