На той мели и вокруг неё провели несколько часов. Возвращаясь обратно, Чародей выглядел довольным, как неизвестный здесь слон, и спокойным, как тем более неизвестный здесь танк. И это словно передавалось каждому из членов Ставки и группы выездных экспертов. Они даже затеяли спор, как назовут в народе то место, что только что так пристально изучали, после того, как задумка князя-батюшки сработает. Сомнений в этом не было ни у кого.
Из предложенных цензурных вариантов мне больше всего понравились «Гильдебрандова топь» и «Папин бульк».
Народу на берегу было видимо-невидимо. Весь город и, наверное, больше половины беженцев стянулись хоть краем глаза глянуть на долгожданный финал. Этим очередным новым и непривычным словом называлась решающая битва между «Волками» и «Орлами». Прибыли высокие гости из всех ближайших населённых пунктов. Подтянулись днём раньше и посольства со Пскова, Новгорода и Смоленска. Вокруг города было, что называется, негде яблоку плюнуть — тут и там стояли шатры со стягами князей и вольных городов. Силища, стянувшаяся к Киеву, за последние недели, позволяла, пожалуй, пободаться-помериться силушкой с подлыми латинянами и во чистом поле. Но Чародей спокойно пообещал, что справится и ближней дружиной. Те, кто в этом сомневались, виду старались не подавать, изрядно наслушавшись невероятных историй про осенний бой на реке и прохладную, мягко говоря, встречу ратей ляхов чуть выше по течению. За недолгое время, проведённое в городе, после обязательного стояния с разинутым ртом возле карты русских земель на площади, наслушавшись местных и отведав всеславовки, каждый из гостей понимал — этот, пожалуй, сдюжит.
После небольшого концерта, со ставшей уже традиционной песней про героев спорта, на лёд выехали и замерли лицом к «правительственной» трибуне отряды. Всеслав коротко пожелал удачи и велел биться честно. Святослав, сорвавший напрочь голос ещё вчера, на языке жестов произвёл решающую предыгровую накачку своей команды. Судя по жестам и перекошенному лицу, убедительно-наглядно сообщая, как и какие именно части тела он им пообрывает, если подведут. Я в мужестве его отчаянных парней не сомневался. Выглядели они так, будто бой им предстоял не суровый, а самый что ни на есть распоследний.
Глава 4
Череда неожиданностей…
…началась с того, что «Волки» продули!
Такой бойни лёд не видел, пожалуй, с той самой памятной рыбалки неподалёку отсюда, да и тогда не было так нервно. Клюшки разлетались в щепки, в труху, ледяное крошево сыпалось веером через борта. Сами они, литые и промороженные до каменной крепости, кажется, ходили ходуном. Пролилась даже кровь.
Один из наших случайно махнул неудачно обломавшейся клюшкой и распахал острым краем щёку черниговца, да так, что редким чудом правого глаза не лишил. Онемевшее море болельщиков и замершие игроки смотрели, как слетели с трибуны серыми тенями одним движением батюшка-князь и два его ближних охранника, один молчаливый, а другой и вовсе немой. Он-то и разматывал на бегу́ странный свёрток.
Швы я наложил быстро. Парень сжал до хруста зубы и не шевелился, шить не мешал. Закончив с повязкой, заметил над плечом ладонь и поднял глаза. Святослав, спрыгнувший с трибуны немногим позднее нас, следивший за тем, как перестают кровить и сходятся стежок за стежком края относительно простой, но довольно паршиво и тревожно выглядевшей раны, помог мне встать и молча крепко обнял под слитный вздох трибун. Может, решил, что я спас его игроку жизнь. А, может, поблагодарил за то, что не загрыз того на глазах у города и команды, не знаю. Говорить-то он по-прежнему не мог.