Последнее время Трик была весьма занята. Пожалуй, именно ей приходилось узнавать уйму нового и внезапного, особенно в первые дни знакомства племени с нравами цивилизованного селянства. Именно она с Ноэ первыми вошли в деревню, когда было решено попробовать «лега-ли-зоваться» — еще одно красивое слово интернатского мира. Мелкие воины изображали осиротевших брата с сестрой, перебирающихся к родичам, обитающим где-то рядом с великим Калатером. Байка казалась сомнительной: Трик, со своими темными локонами и голубыми глазами, внешне весьма отличалась от сказителя, похожего на кареглазого дикобраза. Сразу видно, что этих родственничков только одежда с чужого плеча и роднит. Но, как выяснилось, привычка постоянно дразнить Ноэ научила девчонку копировать манеры «братца» — когда она начинала молоть языком, никаких сомнений в их родстве не оставалось. Редкостных слов она знала, естественно, поменьше, оттого никто не и думал, что сиротка норовит изощренно сквернословить. Привирать и сочинять как Ноэ, она тоже не умела, зато высматривала подробности и детали местной жизни гораздо зорче сказителя, да еще и выглядела милой и наивненькой. В общем, эти двое оказались на редкость успешными лазутчиками.
Что было еще удачнее: Трик взяла на себя основную тяжесть обучению сказителя сидеть в седле. Старшие воины учить этому не умели: просто по-индейски усадить неумеху в седло и дать ему там вырасти было поздновато. Можно ли объяснить, как хайова дышит? Девчонка тоже не слишком-то объясняла. Странно, но она даже не вопила, видимо, считая, что в столь безнадежном деле горло надрывать бессмысленно. Но ее фырканье, жесты, неодобрительные взгляды и потыкивание древком копья свершили чудо. Манера держаться в седле у Ноэ сложилась странноватая, но ездил он уже довольно уверенно.
— Научив его ездить, девчонка окончательно его оседлала, — изрек самый сведущий по части женщин старший хайова.
Хотя Хха возразил — эти двое уже давно как пара клещей, непонятно кто в кого впился — отрицать очевидное было трудно. Мелкие воины уже давно ощущали себя единым существом. Тут и захочешь их пнуть, не получается — повод не дадут. Виновато ли тут скальпирование неудачливых похитителей, после которого девчонка окончательно восхитилась своим говоруном, или так и было предначертано изначально — ответ знали лишь духи….
«Ты часто видишь духов?» — спросил не-шаман у ФФ. Лошадь не знала: она видела многое, чему не знала и не имела названий. Зато Хха сейчас отчетливо видел духов — их тени скользили вдоль берега реки, текущей в город.
Прикрыв глаза, не-шаман ждал понимания. Ночь с самого ее прихода казалась обещающей: близость жуткого города и предчувствие серьезных испытаний были столь остры, что и остальные хайова их чувствовали. Ложась спать, с надеждой поглядывали на не-шамана. Племени нужна была подсказка и уверенность. Но с этим вряд ли посчастливится: если духи и вздумают чем-то одарить, то это опять будут загадки.
Насмотревшаяся на город ФФ впала в дрему, а не-шаман ждал. Духи скользили по течению, ночь тоже ускользала, беззвучно ступая истертыми подошвами мокасин судьбы по лезвию ножа угроз. Чужие тени, чуждые духи — такие подсказать даже и не подумают. Нужно отвлечься, обмануть себя и череду угрюмых теней.
Слушая спокойное лошадиное дыхание и крики редких здесь ночных птиц, Хха размышляло мокасинах и сапогах. Ноги слегка попривыкли к жесткой обуви, но ступни все равно тосковали по свободе — в сапогах хайова чувствовал себя слегка стреноженным. Понятно, вольную обувь здесь никто не носит, она сразу в глаза бросается. Здесь можно ходить босиком, можно ковылять в ужасно натирающих туфлях-башмаках, можно щеголять в сапогах — в последних престижнее. Истинная пытка, а достоинство одно — москитос щиколотки не кусают. Нет, еще пинать сапогами удобно, Джо уверяет, что любую кость может каблуком с одного удара сломать. С сапогами бывшему вождю повезло: уже вторые снятые-трофейные подошли его крупным ступням и оказались удивительно добротными. В такой обуви можно сражаться и смело ступать по отточенному лезвию судьбы, едва ли оно подметку прорежет. А сражаться придется много. В здешних местах часто дерутся из-за мелких обид или пустого баловства. Все как рассказывал сказитель: чуть что, начинают махать палками, плетьми, а чаще тыкать друг друга кулаками. Хайова никогда не имели привычки портить руки, стуча ими о твердые лбы или щетинистые подбородки. Пустить случайному спорщику из носа кровь, разбить собственные костяшки и шумно праздновать столь мелкую победку — разве это ку? Руки даны воину для иных серьезных дел. А здесь сплошь: ' я-те-щас-в-рыло-дам!' — бац! ух! ой! Разве не дикари? Смотреть отвратно….