Огород сразу за садом, он невелик, как, впрочем, и сад — четыре яблони, две груши, крыжовник, несколько кустов вишен, — но растет здесь все самое необходимое: грядки капусты, моркови, свеклы… И соток шесть отдельно для картофеля.
Это место всегда было садом и огородом, но стало заболачиваться, когда опустилась почва под всей деревней, и Ивану Алексеевичу пришлось немало поработать, чтобы спасти его: копал канавы, насыпал по краям земляные валы. Теперь огород как бы приподнят над местностью, приобщен к бугру, на котором стоит дом. Вызревает все хорошо, одно досадно — в засушливые лета и овощи, и фрукты с привкусом калийной соли бывают. Что поделаешь, привык Иван Алексеевич к такой приправе. Вон и пчелы поначалу дохли, вывел своих, «солестойких». И молоко у Дуньки горьковатым было, а теперь ничего, приспособилась милая скотинка не отравляться вроде ядовитой пылью; даже пес назван Ворчуном по солевой причине: чихал, хрипел, ворчал, когда щенком приспосабливался к здешнему «климату». Словом, вывелась на подворье Ивана Алексеевича Пронина живность особой породы.
Он усмехнулся, вспоминая слова лейтенанта Феди: «Вы тут мутировались, вас надо исследовать, вы — существа будущего, обитатели планеты без природы». Он же, Федя, назвал подворье Ивана Алексеевича «островком жизни среди индустриального разгильдяйства».
Прополка — дело несложное, бери ряд, срубай тяпкой сорняки, заодно и окучивай кусты; слабые подшевеливай лезвием тяпки снизу — мол, чего сидите в сонной задумчивости, догоняйте соседей, не то срублены будете, как сорняки. Несложное дело, а скучное, однообразное: тяпай да тяпай, почти не разгибаясь, и час, и другой… Но работа сельская не бывает совсем уж неоплатной, если душа твоя к ней расположена. Вот сейчас ты потревожил землю, расшевелил картофельные кусты, срезал сорную траву — и дух свежести, особой жизненной силы невидимым облаком встал над огородом, оттеснив все другие запахи.
Огородный дух уловила Дунька на своем одиноком выпасе, заблеяла: возьми, хозяин, к себе — там у тебя скошенной травкой пахнет! Приполз Иннокентий, свился кольцом в берете Ивана Алексеевича, брошенном под смородиновый куст, греет свою холодную кровь; приковылял Филька, ему бы спать и спать еще до сумерек, однако не утерпел: сыростью вскопанной земли потянуло, а на огороде такие жирные дождевые червяки! Протрусил раз-другой вдоль окученного ряда, разомлел от зноя и забрался в копешку сена у изгороди досыпать. Ворчун улегся в тени под яблоней, да так хитро, что и двор ему хорошо виден, и около хозяина он. Пчелы зачастили на огород, учуяв рассеянную пыльцу картофельных цветков; небогат нектар, а почему не взять, если совсем рядом?
В тихом воздухе распространяется над подворьем облако свежести, и Ивану Алексеевичу кажется, что он отчетливо видит его — зеленое, прохладное, живое.
Он берет новый ряд, шагает, бьет тяпкой землю, пропуская кусты меж ног, в конце выпрямляет спину, смотрит на свою работу, вытирает лицо полотенцем, повешенным на изгороди: пока проходит ряд, полотенце успевает высохнуть. Дышит свободно минуты две-три, видя все окружающее ярко-расплывчато и в некотором удалении как бы — от усталости, легкого шума в голове, учащенного тока крови по напряженным венам. И шагает обратно, начав следующий ряд.
Смешно и горько подумать: прошлой весной явился к нему сюда инспектор сельхозотдела райисполкома, обмерил его сад и огород, категорически изрек:
— Будем резать участок. Лишних четыре сотки прихвачено.
— Да что вы! — изумился Иван Алексеевич, полагая, что инспектор нарочито припугивает. — Я эти сотки горбом да мозолями освоил.
— Ничего не знаю, закон для всех общий — не положено.
— Вы не шутите?
— Ну да, полдня к тебе добирался, «газик» измызгал, чтоб только пошутить.
— Тогда и я серьезно. Гляньте на местность: что отрежете — болото поглотит.
— А по мне хоть черти болотные! — устало усмехнулся седой, моложаво опрятный, чисто выбритый и при свежем галстуке инспектор, наверняка из пенсионеров, прирабатывающих к пенсии, службист, аккуратист, и что особенно приметно: вряд ли знавший близко землю, работу и жизнь на ней.
— Ведь перестройка началась, — решил напомнить ему Иван Алексеевич. — Говорят, не будет ограничений на приусадебные участки.
— Это говорят. Пойди на базар — там кое-что поинтереснее услышишь.
— Время-то новое!
— А инструкции старые. Может, зачитать как неграмотному?!
— Не надо.