А Лорен явно намеревался пополнить моими органами свои запасники. Один-единственный укол, — и я теряю сознание, в то время как остаются совершенно неповрежденными все без исключения столь для меня драгоценные и нежно мною любимые части моего тела, которые и делают меня Джилом Гамильтоном, в отличие от других. А затем хирурги Лорена произведут расчленение тела.
В правительственных операционных прожигают мозг преступника для последующего погребения его в урне. Одному богу известно, что собирается сделать Лорен с моим мозгом Все остальное у меня было молодым и здоровым Даже если учитывать немалые накладные расходы Лорена, его доход составит более миллиона марок ООН.
— Почему именно ко мне вы проявляете такой интерес? — спросил я. — Почему я оказался вам нужен, а не любой другой сотрудник РУКА? Что особенного я из себя представляю?
— Именно вы проводите расследование дела Оуэна Дженнисона. Притом слишком дотошно.
— Как раз далеко не дотошно, черт возьми! Лорена, казалось, несколько озадачили эти мои слова.
— Вы что, в самом деле, ничего не понимаете?
— В самом деле.
— О, это в высшей степени интересно, — задумчиво произнес Лорен. — В высшей.
— Ладно, тогда почему же я до сих пор живой?
— Это все мое неуемное любопытство, мистер Гамильтон. Я надеялся на то, что вы сами расскажете мне о своей воображаемой руке.
Значит, он все-таки имел в виду мое прозвище, а не место моей службы. И все равно я решил блефовать.
— О моем чем?
— Хватит валять дурака, мистер Гамильтон. Если я посчитаю, что ничего не добился, я прибегну вот к этому. — Он помахал мне издали иглопистолетом. — Вы больше никогда не проснетесь
Черт возьми! Он все знал. Единственное, чем я мог сейчас пошевелить, это своими ушами и воображаемой рукой, и Лорену было известно об этом все!
Мне нужно было подтащить его к себе поближе.
— О’кэй, — сказал я, — но мне хотелось бы узнать, откуда вы об этом дознались. Подсадив кого-то в РУКА?
Лорен ухмыльнулся.
— Об этом я мог только мечтать. Нет. Мы поймали одного из ваших людей несколько месяцев тому назад, совершенно случайно. Когда я установил, кто это, я завел с ним разговор на служебные темы. Он не отказался рассказать мне кое-что о вашей замечательной руке. Надеюсь, вы расскажете еще больше.
— Кто это был?
— Вы в самом деле, мистер Гамиль…
— КТО ЭТО БЫЛ?
— Неужели вы в самом деле полагаете, что я в состоянии запомнить фамилию каждого донора?
Чьи части тела разошлись по запасникам Лорена? Незнакомого мне человека, знакомого, приятеля? Действительно, разве владелец скотобойни помнит, как зовут каждого забитого бычка?
— Меня вообще очень интересуют всякие, так называемые, парапсихические способности, — сказал Лорен. — Я запомнил ваше имя. А потом, когда я уже вот-вот должен был заключить соглашение с вашим приятелем-белтером Дженнисоном, я припомнил кое-что необычное об его коллеге по экипажу, с которым он вместе добывал руды. Вас называли Джилом-Рукой, верно? Выразительная кличка. В космопортах вы пьянствовали задаром, если были еще способны поднести выпивку к губам пальцами вашей воображаемой руки.
— Черт бы вас побрал! Вы решили, что Оуэн был подсадной уткой, что ли? И вы убили его из-за меня? Меня!
— Если вы и дальше будете колотить себя кулаками в грудь, мистер Гамильтон, — это вам ничего не даст! — В голосе Лорена появились стальные нотки. — Лучше бы вы развлекали меня.
Я стал прощупывать все вокруг в поисках чего-нибудь, что могло бы помочь мне высвободиться из моей вертикальной тюрьмы, этой смирительной рубашки из бинтов. И ничего такого не нашел. Я был наглухо перепакован бинтами, словно мумия, притом бинтами достаточно прочными, чтобы можно было их порвать. Все, что мне удалось прощупать своей воображаемой рукой, — это матерчатые бинты, доходящие до самой шеи, и подкрепляющий стержень вдоль позвоночника. Под этими бинтами я был совершенно голый.
— Я продемонстрирую вам свои сверхъестественные способности, — сказал я Лорену, — если вы угостите меня сигаретой.
Может быть, благодаря этому удастся добиться, чтобы он подошел достаточно близко…
Ему было известно кое-что о возможностях моей руки. Он знал пределы ее досягаемости, поэтому положил всего одну сигарету на краешек сервировочного столика на колесах и толкнул его в мою сторону. Я поднял сигарету и засунул себе в рот, с надеждой ожидая, что он подойдет ко мне с огнем, чтобы я смог закурить.
— Это моя ошибка, — пробормотал он, после чего подтянул столик назад и повторил все с самого начала, но уже с зажженной сигаретой.