Голос Николаса нарушил тишину:
– Я бы не оставил Лину одну. Меня на время отвлекли, и поэтому мне пришлось отойти.
От величественного спокойствия Адель не осталась ни следа. Едва сдерживаясь, она отстранилась от Аластера и с видом раненого ягненка устремилась к двери. Дверь захлопнулась за ней с таким треском, что задребезжали картины на стенах.
– Прости мою дочь, пожалуйста, – произнес Арон. – Она беспокоится за свою сестру, а успокоиться она может, только вымещая свою злобу на ком-то. И этим кто-то оказался ты.
– Я на самом деле виноват во всем происходящем, – ответил вампир. – Знаю точно, все это запланировали и я даже знаю, кто похитил Лину.
Арон приподнял брови, а Джастин с Джеймсом присели на диван. Николасу хотелось забиться куда-нибудь подальше, но его спина само собой выпрямилась, и он заявил:
– Ее похитила Шарлотта.
Внезапно вампир почувствовал, что страдает одновременно и от жары и от холода.
– Но ведь она уехала в Швейцарию. Не так ли? Как она могла ее похитить? – спросил Джастин. – Она явилась перед вами, все высказала и ушла.
– Да, это так. Но она это сделала не для себя. То есть ей кто-то угрожал и чтобы это прекратить, она похитила Лину.
Николас вытащил из кармана своих джинсов странный прибор в виде маленькой коробочки и положил на стол посреди комнаты, а затем встал и принялся чего-то ждать, глядя на эту вещицу.
– Что это такое, Николас? – спросил Джастин, вставая с кресла и подходя к столу.
– Джастин, не подходи близко к коробке, пожалуйста, – произнес Николас, останавливая Воителя рукой.
Внезапно из коробочки послышался ритмический звук. Он был создан, чтобы наслаждаться смертью, когда ты еще не умер на самом деле.
Мелодия оказалась легкой и быстрой, как стук сердца. Музыка была радостной, совсем непохожей на холодную музыку, которая звучала, будто смерть идет за тобой по пятам. Когда песня смолкла, всем стало легче. Последняя нота угасла, и все ощутили невероятный выброс адреналина.
Николас с довольным видом склонил голову набок.
Арон хотел что-то сказать в ответ, но не смог. Он смотрел на Николаса так, будто хотел что-то добавить, но не решался. Никто из присутствующих не находил подходящих слов.
– Этим тебя отвлекли?
Николас кивнул:
– Арон, этот прибор убил бы Лину. Эта гадость убивает тех, у кого бьется сердце. У меня его нет, так что все бы произошло с Линой. Я хотел защитить ее, поэтому оставил ее. Хотел разобраться, а потом вернуться. Но ее не оказалось на месте. Я сразу понял все. Меня отвлекли, чтобы я не помешал им ее похитить. Но и убить они меня, видимо, не желали. Они знали, что я не подвергну ее опасности, и тем самым обезоружили меня.
– Я не знаю, как тебя благодарить, Николас, – произнес Арон.
– В любом случае, Лина в опасности. Спасем ее, потом поговорим спокойно. Я хочу понять, откуда этот прибор. Его уже несколько веков не выпускали. Откуда он появился у Шарлотты? – спросил Николас.
Теперь его голос стал невозмутимо спокойным. Именно так он любил разговаривать.
– Отец, нам до сих пор ничего не предлагали взамен Лины? – спросил Джеймс.
Он встретился взглядом с Ароном. Его щеки побледнели от прилившей к ним крови. Арон покачал головой.
– Тогда нам действительно надо делать что-то. Расспросить Шарлотту или хоть что-нибудь! Мы не можем ее бросить там! Да мы даже не знаем где она! – кричал Джеймс, меря шагами комнату. – Отец, я не могу ее потерять! Ты же знаешь, она моя двойняшка! Я не смогу без нее жить! – труся за плечи Арона, твердил он.
Голос Арона звучал тихо, но твердо:
– Сынок, мы найдем Лину во что бы то ни стало. Живой и только живой. Поверь мне!
Холодный страх сковал сердце Джеймса. Тоже самое, он ощутил, когда умерла его мать. Но хорошо, что она была просто перевоплащена в вампира, но сама суть смерти не менятеся. Он был Воителем, как и его семья. Он знал, как выживать в этом злобном мире, как выкручиваться из любой ситуации. Он был воином, готовый умереть в любую минуту, если это потребуется. Он истечет кровью, но спасет чью-то жизнью. Но, когда дело заходила о его семье, он не мог устоять на месте. Он буквально сходил с ума, думая о том, что может потерять кого-то из близких. Он был человечным и ни в коем случае не хотел становиться бездушным чудовищем, готовым убить кого угодно по чьему-либо приказу.