— Дозволяю, но только в целях получения разведывательной информации о замыслах вероятного противника, — хмыкнул император, а сын вскочил и ударил кулаком в грудь.
— И в мыслях иного не имел, ваша царственность! Дозвольте приступить к выполнению боевой задачи прямо этой ночью?
— Прекрати кривляться, сын, — поморщился император. — Вечером мы встречаемся с твоим дядей Кием. Даже не вздумай ляпнуть там какую-нибудь глупость. Он опаснее, чем десяток берсерков и, к сожалению, куда умнее, чем они.
***
Святослав давно не видел брата, а потому слегка отвык от его повадок. Кий так и остался худощавым, легким и быстрым. Он не нарастил большого мяса на костях, перевитых тугими, словно канаты, жилами. Княжич считался самым умелым бойцом Запада, и если и были те, кто бился лучше него, то пока они ему не встречались. Священный поединок перед боем, прямо запрещенный воинским Уставом, был разрешен только ему отдельным эдиктом императора. Уж слишком много пользы приносил Кий, убивая перед строем лучших бойцов врага. Случалось и такое, что издевательское избиение могучего воина на глазах у всех приводило противников в полнейшее уныние и ломало их дух. А потому император Само, который не терпел подобных вещей, не без основания считая их пагубными, разрешал своему сыну потешить силушку. Вот и сейчас Кий двигался, словно дикий зверь, мягко наступая на пол. Он как будто шел по тонкому льду, готовый в мгновение ока взорваться связкой ударов.
— Здравствуй, братец! — приветливо оскалился Кий. Он давно не видел младшего императора, а Берислава и племянника Александра, напротив, видел часто. Вдруг княжич резко остановился и напрягся, словно барс перед прыжком. Он взялся за рукоять кинжала.
— Вы чего это затеяли, а? — подозрительно спросил он. — Стрелка посадили, что ли? Тут еще кто-то есть! Я его чую!
— Как ты это делаешь, дядя? — с веселым недоумением спросил Александр. — Я только что золотой отцу проспорил.
— Запах! — ответил Кий, а его ноздри затрепетали. — Тут есть еще кто-то. Он недавно ел лук и смазал сапоги дегтем. Тебе придет в голову мазать дегтем сафьян, племянник?
— Томило, выходи! — хлопнул в ладоши император, и смущенный воин вылез из огромного шкафа. — Не гневайся, брат. Я всего лишь доказал сыну, что ты лучший из воинов.
— А кто-то в этом еще сомневается? — оскалился в усмешке Кий и пристально посмотрел на племянника. — Хватит валяться на перинах, мальчик. Лучше побегай пару лет с егерями по лесам, и ты тоже так научишься. От этого точно будет больше проку, чем от твоей учебы. Когда к стенам Братиславы подойдут враги, ты что, зачитаешь им любимые места из Плутарха?
— Я надеюсь, ты сейчас не угрожал мне? — спокойно спросил Святослав.
— Нет, — усмехнулся Кий и почесал выскобленную бритвой голову. — Это я так начинаю наш разговор, с тонких намеков. А то вдруг вы не поймете. Итак, братья, я хочу получить свою долю…
1 Гарамантида — древнее, довольно развитое государство на севере Сахары. Располагалось в центральных областях современной Ливии. В 6 веке приняло христианство, но к 7-му пришло в окончательный упадок из-за проблем с торговлей, ирригацией и из-за изменения климата.
Глава 5
В то же самое время. Июнь 658 года. Братислава.
Третий дом по улице Большой стоял совсем недалеко от ворот княжеской цитадели. В первом после смерти Люта жил сын Радим, а в дом Горана переехал его старший сын Ворон, который так и трудился начальником политической полиции. Любава в своем доме сейчас жила одна. Она пару лет назад овдовела.
Годы поменяли боярыню несильно, и она оставалась почти все той же, какой ее запомнил Коста при первой встрече, что случилась пятнадцать лет назад. Только вот морщины окружили по-молодому острые и проницательные глаза, и глубоко прорезали щеки. Впрочем, на ее способностях годы не сказались никак. Любаве недавно перевалило за пятьдесят, в поле она спину не ломала, а потому оставалась крепка и здорова, и по-прежнему отличалась цепкой, невероятно емкой памятью и умом. Коста свою тещу безмерно уважал.
Семейный обед сегодня не задался. Любава сидела задумчива и молчалива, впрочем, как и пан полковник с супругой и детьми. Два его сына служили в Сотне, как и положено отпрыскам нобилей, а дочери четырех и десяти лет чинно лопали принесенную служанками снедь, тщательно выбирая нужный столовый прибор. Анна смотрела за этим как орлица, карая каждый промах с неизбежной неотвратимостью.