- Что это? От кого? - генерал удивился странному посланию.
- Не могу знать, вельможный пан. Привёз какой-то французский капитан. Велел лично передать в руки. Сказал очень важное и срочное сообщение.
- Хорошо, давай, посмотрю.
Ляхницкий резко сломал непонятную печать с изображением пяти сердец. Вскрыл конверт и прочёл...
Cholerny zdrajca! Za okrucienstwa, jakich dopusciliscie sie na narodzie polskim, a mianowicie za przekazanie kluczy do miasta naszemu g lownemu wrogowi – ma lemu Napaleonowi! Unia Pieciu Serc skazuje Cie na pozbawienie nieruchomosci. To bedzie pierwsze i ostatnie ostrzezenie. Jesli nie opamietasz sie, nie bedzie drugiego ostrzezenia – czeka cie brutalna smierc. Bojcie si e – obserwujemy Was!
(Презренный предатель! За совершенные тобой злодеяния против польского народа, а именно за вручение ключей от города главному врагу Польши – носастому коротышке Наполеону! "Союз пяти сердец" приговаривает тебя к лишению недвижимого имущества. Это будет первое и последнее предупреждение. Если не одумаешься! Второго предупреждения не будет - тебя ждёт лютая смерть. Бойся – мы следим за тобой! Пол.).
…..
Розовощёкая, тучная, пышногрудая хозяйка дома, с толстым слоем пудры на лице, тащила худенького, стройного, перебинтованного "юношу" в чулан, забитый каким-то бельём и тряпками.
Откуда-то сверху доносилась музыка и были слышны шарканье и голоса танцующих пар.
- Ну же, мой одноглазый северный варвар! - шептали её губы. Она вцепилась в хлипкое тельце словно клещами. - Идём со мной. Не сопротивляйся! Тебе и МНЕ будет приятно.
Зачарованный кролик всячески отбивался от возбуждённого алкоголем удава. - Мадам! Я не могу! Я офицер! Здесь не удобно! А вдруг нас увидят? А потом расскажут вашему мужу?
- Пусть расскажут! Он сам виноват!
- Ай! Ой! - уворачивались от пухлых и потных рук маньячки. - Осторожно! Я ранен врагами в бою. У меня болит глаз. А ещё перебинтована рука.
- Да, кому нужна твоя рука? - тяжёлый вес женщины тянул куда-то вниз. - Здесь должно работать другое! Иди же ко мне!
Добычу наконец-то втащили внутрь. Повалили на тюки с тряпками. - Не дергайся, милый. Я всё сделаю сама... Смотри, это расстёгивается, здесь. А вот тут, надо развязать. Засунь ладонь, сюда. Теперь, веди сюда и чуть ниже. Молодец. Смелее! Еще! Оу - куда, ты полез. Ах, ты бесстыдный распутник и грубиян! Так, так, так… Давай. Смелее. Надави. Сильнее. Да, ты хам и наглец?! Что ты делаешь? Как можно?
- Мадам, вам точно не больно?
- Рот закрой! Верни руку на место и продолжай! Теперь веди вверх, мягко гладь, чуть надавливай и сжимай. Да-а...
Мужчина попытался в последний раз призвать к уму-разуму. - И всё же я не могу! Это как-то не по правилам. Мы совсем не знакомы? Я только пришёл. И первый раз в вашем доме.
- Тихо! - рот закрыли поцелуем рот. - Ты же мужчина... Молчи и терпи.
.....
Подождав пока дама успокоится и покинет тесную территорию чулана, герой, потерявший честь, поднялся. Привёл одежду в порядок. Выглянул в коридор. Проверил нет ли слуг. Снял с руки намотанный толстый рулон повязки. Бросил его в угол, в самую груду тряпья. Не забыл дёрнуть за шнур. Внутри бывшей накладки что-то зашипело, и даже задымило.
Поджигатель засунул освободившуюся руку между пуговиц сюртука и тихо покинул помещение.
Через несколько минут, по всему дому сильно потянуло дымом и пламя огня с рёвом перебралось на соседнюю комнату. А зале, где проходили танцы, кто-то истошно закричал. - Пожар!
Глава. 6.
Из документальных источников. Один из свидетелей оккупации французами Вильны описывал произошедшие события, так... Город, принял совершенно необычайный военный вид. Через него безостановочно проходили разнородные, разновидные и разноязычные войска. Особенно запомнились какие-то невероятные и странные бородачи в огромных косматых шапках, с широкими бердышами, как у палачей. У каждого на поясе огромный кинжал, а на боку кривая и широкая саблища. Говорят, что это были какие-то мамелюки с берегов Красного моря, того самого, в котором когда-то утонул египетский фараон.
Ясновельможный пан Гжегож Квасницкий сидел в гостях у старого знакомого пана Веслава Глушевского и недовольно высказывал ему свои переживания.
- Веслав, тебе хорошо говорить про любовь к французам и уважение императору. У тебя несколько домов. Да ещё две усадьбы. А у меня один. Если сожгут, жить будет негде. И что тогда делать? Побираться?
Глушевский улыбнулся другу. – Oh, mon ange! (Ах, мой ангел. Франц.) Неужели ты испугался босяков - оборванцев, которые бегают по городу и запугивают поджогами? Это же глупость? Ранее ты никого не боялся. У тебя охраны - больше двадцати человек?