Сначала Пирсон считал алкоголь необходимым транквилизатором для своего неуравновешенного клиента. Но потом он забеспокоился: Уилсон находился в таком опасном состоянии, что нуждался в круглосуточном надзоре. Именно тогда Пирсон открыл для себя преданность друзей Чарли Уилсона, которые в конце концов и спасли положение.
Первыми были «Ангелы Чарли», которые незаметно взяли бразды правления в офисе, защищали Уилсона от прессы, выполняли его работу, утешали его, но самое главное (по мнению Пирсона), держали рот на замке. Точно так же поступали все остальные друзья Чарли, начиная с самой уязвимой — Лиз Викершэм, которая расстроила планы обвинителей и удержала линию защиты.
Другой друг, известный техасский писатель Ларри Кинг, возможно обладавший самыми компрометирующими знаниями о конгрессмене, тоже подвергся настойчивым расспросам о привычках Чарли. Кинг был настоящим пропойцей, на протяжении многих лет принимавшим участие в разных похождениях Чарли, особенно в тот период, который представлял особый интерес для министерства юстиции. Тогда Кинг едва не присоединился к Чарли в качестве инвестора для финансирования плана Пола Брауна по созданию мыльной оперы с Лиз Викершэм в главной роли.
Ларри Кинг, который уже семь лет не пьет ни капли после вступления в общество анонимных алкоголиков, вспоминает свой ответ представителям властей, желавшим узнать о его отношениях с Чарли. «Я бы с радостью помог вам, — сказал он следователям. — Но как раз после того времени, о котором идет речь, я лег в клинику на курс реабилитации, и всю память как ножом отрезало».
Можно представить, какое горькое разочарование постигло федералов, натыкавшихся на одну каменную стену за другой при допросах забывчивых друзей и сотрудников конгрессмена. Но однажды им повезло. Сеть, раскинутая для поисков водителя лимузина, который забрал Чарли, Лиз и Пола Брауна из аэропорта после уикэнда в Лас-Вегасе, накрыла нужного человека.
В коридорах министерства юстиции витал дух радостного предвкушения, когда следователи готовились к допросу водителя, двадцатилетнего Билла Чешира. Молодой человек сказал, что хорошо помнит конгрессмена и будет рад дать показания. Теперь для того, чтобы упрятать Уилсона в одиночную камеру, оставалось лишь получить подтверждение уже имеющихся показаний Брауна, что техасский конгрессмен нюхал кокаин на заднем сиденье лимузина.
Пока власти расставляли ловушки для Уилсона, конгрессмен демонстрировал всему миру, что ему на них наплевать. В июне он устроил вечеринку в честь своего пятидесятилетия на огромной яхте, поднимавшейся вверх по Потомаку. Когда полицейские вертолеты стали пролетать над судном и обшаривать палубу слепящими лучами прожекторов, встревоженные гости подумали, что федералы ищут признаки незаконной деятельности. Но нет: по сообщению журнала Texas Monthly, полицейские не искали наркотики, а лишь хотели «полюбоваться на женский дуэт, исполнявший блюзовые песни».
Уилсон продолжил свою эскападу в следующем месяце, когда устроил на День независимости настоящую феерию в честь женщины, которую теперь называл своей единственной истинной любовью. Текст приглашения гласил: «Чарли Уилсон приглашает вас на торжественный вечер в честь дня рождения Дяди Сэма и его возлюбленной, Джоанны Херринг». Венцом грандиозной пьяной вечеринки стал фейерверк на террасе его апартаментов, безусловно лучшего наблюдательного пункта в столице.
Однако все это веселье было дымовой завесой, скрывавшей отчаявшегося человека. В те дни офис Уилсона держался только благодаря необыкновенным усилиям «Ангелов Чарли» и отеческой заботе его советника по административным вопросам Чарльза Симпсона. Они обеспечили впечатление нормальной работы Уилсона, но его депрессия усугублялась. Тем летом, когда кольцо осады вокруг конгрессмена начало сжиматься. Пирсон решил, что главным лекарством для расстроенных нервов Уилсона является Афганистан. Это было единственное, что позволяло ему с достоинством держаться на Капитолийском холме и вселяло веру в собственные силы. «Если бы у него не было Афганистана, наверное, он бы выпрыгнул из окна», — говорит Пирсон.
Уилсон показался Пирсону другим человеком после возвращения из Пакистана. Он сразу же собрал пресс-конференцию, где осудил использование русскими «игрушечных бомб». В то время пресса не уделяла особого внимания жестокости Советской армии, но фигура Чарли привлекла всеобщее внимание. Несмотря на свои личные затруднения, он смог оседлать волну и хотя бы временно выступить в роли общественного обвинителя, осуждающего Советы за их преступления.
Эта агрессивная позиция отразилась и на отношениях Уилсона с ЦРУ. Что бы ни думал о конгрессмене Чак Коган и другие высокопоставленные сотрудники из Лэнгли, они являлись в его офис по первому зову, информировали его о последних военных событиях и стоически выслушивали его требования.
Похоже на чудо, что Уилсон в то время сохранил способность к эффективному политическому маневрированию. Для моджахедов, толпившихся в его офисе каждый раз, когда они добирались до Вашингтона, он был кем-то вроде доброго дядюшки, всегда создававшего впечатление, что размер помощи превзойдет даже его личные гарантии.
Когда к конгрессмену заходил генерал Аяз Азим, новый пакистанский посол в Вашингтоне, Уилсон выступал в роли его политического советника и делился с ним тайными планами добычи новых средств для финансирования афганской кампании. Якуб-Хан тоже регулярно обращался к Уилсону за помощью. И наконец, он поддерживал рабочие контакты с Зией уль-Хаком и с израильтянами, контролируя ход их секретной сделки.
Все это было частью усилий, помогавших Уилсону оставаться на плаву летом 1983 года. Его главная цель заключалась в том, чтобы вынудить ЦРУ и администрацию Рейгана пойти на радикальную эскалацию боевых действий в Афганистане. Как он и говорил Зие а апреле, единственным препятствием на пути к успеху оставался Док Лонг. Его следовало обратить в свою веру, или, на худой конец, нейтрализовать.
В качестве председателя подкомиссии Конгресса по ассигнованиям на правительственные операции, Кларенс Д. Лонг руководил двенадцатью людьми, распределявшими весь бюджет Госдепартамента, а также всю зарубежную экономическую и военную помощь. Лишь немногие за пределами правительства США когда-либо слышали о нем, но он был одним из баронов в феодальном мире Конгресса, и каждый, кто обращался в его ведомство, чувствовал его огромную власть. Он даже имел так называемое «золотое правило», начертанное на табличке в комнате заседаний, чтобы ни у кого не возникало сомнений в том, кто здесь главный. Надпись гласила: «Тот, у кого золото, диктует правила».
Лонг обладал такой властью, что ни один чиновник Госдепартамента, независимо от должности, не мог себе позволить игнорировать его мнение. Его называли Доком Лонгом, потому что он получил докторскую степень по экономике в Принстоне и некогда был университетским профессором. Он также был одним из самых странных и неуживчивых членов Конгресса и обладал настолько экстравагантной внешностью, что Чарли Уилсон описывает его как точную копию безумного пучеглазого ученого и путешественника во времени из кинофильма «Назад в будущее».
Его давний помощник Джефф Нельсон объясняет: «Даже подойти к председателю по любому делу было непростой задачей. Он имел ужасную привычку сплевывать в коридорах. Он плевался на ходу и часто попадал на стены и плинтуса. Помню, как уборщики отворачивались и закатывали глаза». Нельсон рассказал об одном совещании, когда Док вызвал министра обороны Каспара Уайнбергера и нескольких высокопоставленных военных в свой кабинет, где он неторопливо и с чавканьем поглощал сэндвич с тунцом, пока они вводили его в курс дела. Это было отвратительной демонстрацией своего влияния, но Док любил напоминать сильным мира сего, кто подписывает их чеки.