— Товарищ комкор, капитан 3-го ранга Горшков по-вашему приказанию прибыл… — начал доклад высокий моряк, Апанасенко делает удивлённое лицо.
— Вы от Кузнецова? — Перебивает его Мехлис. — Пропустите, это по моей просьбе они здесь, Иосиф Родионович… пройдёмте в палатку. Так прошу всех покинуть помещение… Ваня, проследи чтобы нам никто не помешал.
В центре палатки у карты остаются четверо.
— Представьте вашего спутника, товарищ Горшков. — Мехлис берёт в руки указку.
— Старшина Пётр Бойченко, лучший пловец и вообще спортсмен в моей бригаде…
— Постойте-постойте, — Апанасенко хлопает себе по щеке, убивая комара. — это не тот ли Бойченко, который чемпион страны по плаванию?
— Это мой брат. — Расправляет плечи старшина.
— … его команда каждый год побеждает гонки на шлюпках, ворошиловский стрелок, комсомолец, не женат, — продолжает доклад капитан 3-го ранга, — согласно распоряжения начальника Политуправления Тихоокеанского флота, мною также отобраны двадцать лучших матросов с кораблей 7-ой бригады. Также по его приказу отобрал две небольшие плоскодонки типа «Кавасаки» и вооружил их пулемётом «Максим» на носу.
Горшков замолкает, теперь уже все вопросительно смотрят на Мехлиса.
— О том, что вы сейчас услышите, никто кроме нас четырёх узнать не должен, — карикатурно большеносый деформированный профиль армейского комиссара на брезентовом куполе палатки заколыхался под ударами дождевых капель. — даже ваше начальство, эти сведения совершенно секретны. Вчера в полдень в районе сопки Заозёрная потерпел крушения наш самолёт У-2, на борту которого находился майор госбезопасности Чаганов. Пилот и пассажир выжили и попали в расположение разведгруппы лейтенанта Мошляка, Чаганов позднее выходил на связь по радио и сообщил об этом, но сеанс неожиданно прервался. Есть подозрение, что японцы начали охоту за ним с целью взять в плен. Чаганов является носителем высших государственных секретов, поэтому его попадание в руки врага необходимо не допустить в любом случае. Не жалея ни своей, ни чужой жизни, вы, старшина, обязаны спасти товарища Чаганова. Как заместитель наркома обороны, приказываю: группе старшины Бойченко на двух рыбачьих судах сегодня ночью пересечь озеро Хасан, высадиться на берегу в районе сопки Заозёрная, произвести поиск и найти Чаганова. Доставить его на борт судна и вывезти на нашу сторону. По возможности, организовать эвакуацию всей группы Мошляка в количестве 20-ти человек. Товарищ Горшков организует связь с группой и обеспечение её всем необходимым. Повторяю: без самого Чаганова или без… его тела вам, старшина, лучше не возвращаться. Товарищ Апанасенко, обеспечьте запрет на полёты авиации на этим районом.
«Что за чёрт? Скоро уже светать будет, а ДБ-3, звук двигателей которого третий час доносится с неба, как будто нарочно обходит наше новое убежище стороной».
Вчера, счастливо избежав встречи с японским патрулём, мы, стараясь не шуметь, поднялись метров на двадцать метров вверх по склону по дну ручья и свернули в его старое русло, ещё больше заросшее травой и кустарником.
— Вмиг нас найдут, — перевёл дух Мошляк на развилке, глядя на глубокие следы на влажном песке, оставленные отрядом, — одна надежда на ливень…
И через час, как по заказу, разверзлись хляби небесные, едва мы успели разбить новый лагерь: неплохо расположились, на склоне, в углублении, образованном корнями упавшего под откос, дерева. Даже перекусить не успели, хотя в общем-то особо и нечем было… большая часть съестного осталась в вещмешках в старом лагере, где сейчас хозяйничают японцы. За какие-то минуты высохшее русло ручья превратилось в бурную горную реку, сметающую всё на своём пути, увлекающую за собой крупные камни и валуны.
Скрепя сердце, ввиду нехватки оставшихся в строю бойцов, Мошляк был вынужден поставить меня на «собачью вахту» в нижний секрет вторым номером к пулемётчику Аниськину. Молодой обстоятельный боец грамотно выбрал позицию на пригорке: в сектор обстрела его «Максима» попала большая часть, ставшего мне почти родным, галечного пляжа, сильно пострадавшего от мини-Хиросимы.
«Клюёт носом „деревенский детектив“… Ничего, пусть подремлет немного, так даже лучше… его постоянное кряхтение и нервные почёсывания прекратились наконец и стали слышны далёкие звуки».
Плоский фонарь идёт в карман галифе, инфракрасный фильтр от него заворачиваю в фетровый футляр и кладу в нагрудный карман — звук моторов бомбера, гулкие выстрелы и разрывы растаяли вдали.