— Какой Чаганов?
— Тот самый, чей партбилет ты только что нашёл! — Оля поднимает с земли красную книжицу и подносит её к глазам Василия.
— А, этот мертвяк, — зачастил он, проглатывая слова, — так мы его в лагере снесли, там он… ты не думай, это не мы его… он сам себя взорвал гранатой… многих он япошек положил вокруг… а мы уж потом подошли… люди подневольные, сказали тащить, мы тащим.
— Где лагерь? — остриё ножа замерло в сантиметре от его шеи.
— Здесь недалече, с полверсты будет…
— На сопке? — холодная сталь коснулась нежной кожи казака.
— … нет, с той стороны в роще, озерцо тама небольшое у Богомольной горки… энта тропинка прямо к ему выведет…
— Сколько человек лагерь охраняет? Какое у них оружие? — вопросы девушки сыплются без перерыва, не давая Василию перевести дух.
— …Взвод японский десять коней, тридцать штыков, три пулемёта, — с подобострастием начинает докладывать он, — наших четверо: атаман Семёнов, адъютант его Мищенко и мы с Петровичем…. дальше, начальник БРЭМа капитан Накамура…. ещё недавно прибыл какой-то немец и десять корейских носильщиков. Всё, кажись.
— Как звать-то тебя, казак? — Оля, приняв решение, переводит взгляд на фосфоресцирующие стрелки своих наручных часов.
— Василием кличут…. я много чего интересного об их рассказать могу… слышь, не губи, нет на мне вашей крови….
— И мыслей таких не было, живи себе на здоровье, — девушка поднимает с земли кожаный мешочек, — лежи тут тихо с товарищем, придут за вами скоро. Спросят, скажешь, что пошла товарища Чаганова вызволять. Да, на всякий случай я гранату между вами привязала, будете дёргаться — на воздух взлетите. А теперь рот открой… Вот и умница!
Кляп плотно затыкает рот, ремешок растягивает щёки.
— Мищенко, говоришь? Не может быть… — Оля выпрямляется, суёт финку в ножны, в её правой руке тускло сверкает револьвер, и беззвучно исчезает в темноте.
* * * «Тук-тук-тук…. застучало сердце… больно-то как… как будто кто-то раскалённым прутом ковыряется под ключицей».
Открываю глаза, лежу на траве рядом с обломившейся вертикальной стойкой палатки, брезентовый полог, едва не касается моего лица. Земля сотрясается от далёких взрывов, с неба доносится непрерывный самолётный гул, а совсем рядом короткие пулемётные очереди перемежаются одиночными винтовочными хлопками.
— Что, очухался, краснопузый? — сильная рука отводит в сторону брезентовый занавес и на сцене на фоне утреннего неба появляется толстая усатая морда в папахе, шипящая голосом атамана Семёнова. — Живой он, господин капитан.
— Атаман, вы отвечаете за Чаганова, — командует невидимый с небольшим японским акцентом, — а вы, господин Штольце, тоже будьте рядом. Красные начали штурм наших позиций на севере и юге, рядом появились диверсанты, их снайперы обстреливают лагерь, так что будьте осторожны. Я получил приказ об эвакуации, вы, господа, не дожидаясь нас немедля на конях выступаете к переправе.
Скребя зубами и помогая левой рукой раненой правой, подношу их к голове: «Надо скорее унять эту нестерпимую боль чтобы опять не потерять сознание». В последний раз это случилось, когда два казака тащили меня из могилы, грубо схватив за руки.
— Не советую идти к переправе, господин Семёнов, — сбоку раздался, судя по сильному немецкому акценту, хриплый голос Штольце, — русские уже полчаса её бомбят, и вообще, шум боя быстро смещается в западном направлении, как бы вскоре мы не оказались в окружении. Поэтому я бы советовал выдвигаться к реке по кратчайшему пути и поторопиться.
«А ружейная стрельба усиливается, однако… сколько же здесь диверсантов собралось»?
— Господин атаман, — слышится низкий голос с южнорусским выговором, — уходить надо. Обходят нас…
— Погоди, Мищенко, капитан приказал этого с собой взять. — получаю от Семёнова сапогом по пятке.
— Постойте, господа! — пускает «петуха» Штольце, — я — офицер германского генерального штаба и очень заинтересован в сведениях, которые может сообщить этот человек. Если вы поможете мне доставить живого Чаганова в Германию, то можете рассчитывать на высокооплачиваемую работу в Абвере. Адмирал Канарис — мой давний товарищ. Здесь неподалёку в приграничной полосе в Юки у меня есть конспиративная квартира, там доктор осмотрит пленного, подлечит если надо, там же в порту вас будет ждать голландское судно и через месяц — здравствуй Европа, прощай Азия! Решайтесь, господа, времени мало.
— В Юки у меня казачья школа…. — нерешительно произносит атаман.
— Пусть так, я найду вас там… — проглатывает слоги Штольце.