— А это значит, — согласно кивает вождь, — и оставшаяся территория страны вскоре упадёт к его ногам.
— Объём производства тяжёлой промышленности всей Чехословакии сравним с британским и германским, — решаюсь прервать возникшую паузу в разговоре, — они же своими руками создают равного себе по силе противника, неужели англичане не понимают этого?
— Всё они понимают, — Сталин вспоминает о трубке и чиркает спичкой, — усиливая Гитлера британцы рассчитывают столкнуть нас на поле боя: хотят ослабить и нас, и германцев.
— И самое прискорбное, — Игнатьев наполняет нарзаном пустой бокал Оли, — что противопоставить их плану отдать Чехословакию на съедение Гитлеру нам нечего. Даже если предположить невозможное, что чешское руководство обратится к России за помощью, поляки и румыны не пропустят наши войска через свою территорию.
— Предполагать невозможное мы не станем, Алексей Алексеевич. У Чехословакии всё есть чтобы защитить себя самостоятельно: и укрепления на границы, и первоклассное вооружение, и армия, по численности сравнимая с германской. Не хватает одного: воли сражаться за свою страну. И у руководства, и у народа…
— Поэтому нам следует уже сейчас, — Игнатьев делает глоток из своего бокала, — исходить в своих прогнозах на будущее из нового расклада сил в центральной Европе, включая Испанию.
«Глубока колея истории, не выбраться из неё никак. Все всё понимают, но ничего сделать не могут. С нашими предсказаниями, которые будут похожи на слова „Капитана-Очевидность“ или без, — острый Олин взгляд, будто прочитав мои мысли, зло сверлит мне щёку, — ну хорошо-хорошо, я попытаюсь, как договаривались, в конце концов, что я теряю».
— А почему бы нам не ответить ударом на удар? — старшие товарищи с удивлением глядят на меня, — в своё время товарищ Ежов ознакомил меня с показаниями Тухачевского и его подельников. В них говорилось о встречах заговорщиков с представителями германского генштаба…
— В самом факте таких встреч в зарубежных поездках нет ничего предосудительного, — быстро возражает Игнатьев, — это была его работа… я тоже встречался с германскими генштабистами.
— Тухачевский выполнял поручения правительства… — поддерживает его вождь.
— В показаниях Якира, кажется, — во рту становится сухо, — есть такой момент, что во время его встречи с фон Браухичем, недавно назначенным главнокомандующим сухопутными войсками, они в шутливой форме обсуждали, что неплохо бы было одновременно устроить военные перевороты в Германии и СССР. Наверное, есть схожие свидетельства и у других. Насколько мне известно у Гитлера напряжённые отношения со многими генералами, взять хотя бы недавнее «дело Фрича-Бломберга», поэтому он может с радостью ухватится за возможность посчитаться со своими врагами в армии и генштабе. Почему мы должны хранить в тайне эти сведения?
— Гитлер не поверит нам, — морщится Игнатьев.
— Может быть до конца и не поверит, — выдыхает дым Сталин, — но при случае использовать в своих целях сможет.
— Что это нам даст, товарищ Чаганов? — не сдаётся «генерал», — на место уволенных придут другие.
— Если организовать неудачное покушение на Гитлера, — подаёт голос Оля, — то увольнением не обойдутся, особенно если следы приведут к верхушке армии. Еще можно немного подправить показания наших заговорщиков, включить в них наиболее талантливых германских военных и разведчиков.
— Вот вы, Алексей Алексеевич, сказали что на их место придут другие, не хуже, — как по нотам разыгрываем «домашнюю заготовку», — возможно и так, но отличаться от уволенных и расстрелянных будут тем, что отбирать их будет лично Гитлер, карьерой они будут обязаны ему. Быть может часть из них придёт из СС и тогда мнение фюрера по военным вопросам станет для генералитета решающим…
«Задумались, с ходу предложение не отвергают — уже хорошо».
— …А передачу документов можно организовать через президента Бенеша, — более уверенно продолжаю я, — он сейчас в трудном положении…
— Не передать документы, а продать, — перебивает меня Оля, — так им доверия будет больше. За миллион германских марок!