Обе брови поднялись, когда она стала рассматривать кольцо на указательном пальце. Золотое кольцо с розовым бриллиантом. Это золото было блестящим, оно сверкало даже в тусклом свете - сверкало так, как может сверкать только атлантийское золото. "Пожалуйста, не говори мне, что ты сомневаешься в том, что я ее мать. Я знаю, что не являюсь образцом честности, но я говорила только правду, когда дело касалось ее".
"Мне плевать, что ты носила ее в своей утробе девять месяцев и родила ее своими руками". Мои руки сжались в кулаки. "Ты для нее никто".
Исбет стала неестественно неподвижной и тихой. Прошли секунды, а потом она сказала: "Я была ей матерью. Она ничего не помнит об этом, ведь тогда она была совсем крохой, совершенной и прекрасной во всех отношениях. Я спала и просыпалась с ней рядом каждый день, пока не поняла, что больше не могу так рисковать". Края ее платья волочились по луже крови Крейвена, когда она шагнула вперед. "И я была ей матерью, когда она считала меня только своей королевой, ухаживала за ее ранами, когда она была так тяжело ранена. Я бы отдала все, чтобы предотвратить это". Ее голос истончился, и я почти поверил, что она говорит правду. "Я бы сделала все, чтобы она не испытывала ни секунды боли. Чтобы каждый раз, когда она смотрела на себя, у нее не было напоминания об этом кошмаре".
"Когда она смотрит на себя, она не видит ничего, кроме красоты и храбрости", - огрызнулся я.
Ее подбородок поднялся. "Ты действительно в это веришь?"
"Я знаю это".
"В детстве она часто плакала, когда видела свое отражение", - сказала она мне, и у меня защемило в груди. "Она часто умоляла меня исправить ее".
"Она не нуждается в исправлении", - процедил я, ненавидя - абсолютно ненавидя - то, что Поппи когда-либо чувствовала подобное, даже в детстве.
Исбет на мгновение замолчала. "Тем не менее, я бы сделала все, чтобы предотвратить то, что с ней случилось".
"И ты думаешь, что не сыграла в этом никакой роли?" бросил я вызов.
"Не я покинула безопасность столицы и Уэйфера. Не я украла ее". Ее челюсть сжалась, выпячиваясь в чертовски знакомой манере. "Если бы Коралена не предала меня - предала ее - Пенеллаф никогда бы не узнала такой боли".
Неверие боролось с отвращением. "И все же ты предала ее, отправив в Масадонию? К герцогу Тирману, который..."
"Не надо." Она снова напряглась.
Она не хотела этого слышать? Очень плохо. "Тирман регулярно издевался над ней. Он позволял другим делать то же самое. И делал из этого спорт".
Исбет вздрогнула.
Она действительно вздрогнула.
Мои губы сомкнулись над клыками. "Это на твоей совести. Ты не можешь винить в этом кого-то другого и освобождать себя от вины. Каждый раз, когда он прикасался к ней, он причинял ей боль. Это на твоей совести".
Она глубоко вздохнула и выпрямилась. "Я не знала. Если бы я знала, я бы вскрыла ему живот и кормила его внутренностями, пока он не подавился бы ими".
Вот в этом я не сомневался.
Потому что я видел, как она уже делала это со смертным.
Ее плотно сжатые губы дрожали, когда она смотрела на меня. "Ты его убил?"
Меня охватил дикий прилив удовлетворения. "Да, я убил".
"Тебе было больно?"
"А ты как думаешь?"
"Ты убил". Она отвернулась и направилась к стене, когда две служанки вернулись и молча заняли свои места у двери. "Хорошо".
Сухой смешок покинул меня. "И я сделаю то же самое с тобой".
Она улыбнулась мне через плечо. "Меня всегда впечатляла твоя стойкость, Кастил. Полагаю, это досталось тебе от матери".
У меня во рту образовалась кислота. "Ты ведь знаешь, не так ли?"
"Просто чтобы ты знал...", - сказала она, пожав плечами. Прошло мгновение, прежде чем она продолжила. "Сначала я не ненавидела твою мать. Она любила Малека, а он любил меня. Я не завидовала ей. Я жалела ее".
"Я уверен, что она будет рада это услышать".
"Сомнительно", - пробормотала она, поправляя накренившуюся свечу. Ее пальцы провели по пламени, вызвав его дикую пульсацию. "Хотя сейчас я ее ненавижу".
Мне было все равно.
"Всеми фибрами своего существа". От пламени, к которому она прикоснулась, пошел дым, превратившийся в темную, густую черную массу, которая осыпалась на влажный камень, окрашивая его.
Это было даже отдаленно не нормально. "Кто ты, черт возьми, такая?"
"Я не более чем миф. Поучительная история, которую когда-то рассказывали детям атлантов, чтобы они не украли то, чего не заслуживают", - сказала она, глядя на меня через плечо.
"Ты - ламеа?"
Исбет рассмеялась. "Милый ответ, но я думала, что ты умнее". Она подошла к другой свече, выпрямив и ее. "Может, я и не бог по твоим стандартам и верованиям, но я не менее могущественна, чем бог. Так чем же я не бог? Бог?"
Что-то кольнуло меня в воспоминаниях - что-то, что, я была уверен, отец Киерана однажды сказал, когда мы были моложе. Когда волчица, которую любил Киеран, умирала, и он молился богам, которые, как он знал, спали, чтобы спасти ее. Когда он молился всему, что могло слушать. Джаспер предупредил его, что... что-то, что не является богом, может ответить.
Что ложный бог может ответить.
"Демис", - хрипло шептал я, мои глаза расширились. "Ты - Демис. Лжебог".
Одна сторона губ Исбет скривилась, но заговорил золотой Рев. "Ну, видимо, он довольно умен".
"Временами", - сказала она, пожав плечами.
Святое дерьмо. Я полагал, что Демис - такой же миф, как и Ламеа. "Так вот кем ты всегда была? Плохой имитацией настоящего существа, стремящегося разрушить жизнь отчаявшихся?"
"Это довольно оскорбительное предположение. Но нет. Демис не рождается, а создается, когда бог совершает запрещенный акт вознесения смертного, который не был избранным".
Я понятия не имел, что она имела в виду под смертным, который был Избранным, и у меня не было шанса задать этот вопрос, потому что она спросила: "Что ты знаешь о Малеке?".
Уголком глаза я увидел, как золотой Рев наклонил голову. "Где мой брат?" спросил я.
" Поблизости." Исбет стояла лицом ко мне, сцепив руки. На них не было драгоценностей, кроме атлантийского кольца.
"Я хочу увидеть его".
Появилась слабая ухмылка. "Я не думаю, что это будет разумно".
"Почему?"
Она придвинулась ко мне. "Ты не заслужил этого, Кастил".
Кислота распространилась, поражая мои вены. "Жаль тебя разочаровывать, но мы больше не будем играть в эту игру".
Исбет надулась. "Но я любил эту игру. И Малик тоже. Признаться, он был в ней намного лучше, чем ты".
Ярость пронзила каждый дюйм моего тела. Я оттолкнулся от пола, как только ярость обрела звук. Я не успел далеко уйти. Узы на моем горле откинули мою голову назад, а кандалы на лодыжках и запястьях защелкнулись, прижав меня к стене. Подручные шагнули вперед.
Исбет подняла руку, отгоняя их. "Тебе стало легче?"
"Почему бы тебе не подойти поближе?" Я зарычал, грудь вздымалась и опускалась, когда кольцо на моем горле медленно ослабевало. "Так мне будет лучше".
"Я уверена, что так и будет, но, видишь ли, у меня есть планы, которые требуют, чтобы мое горло оставалось целым, а голова - на плечах", - ответила она, гладя рукой по груди своего платья.
"Планы всегда могут измениться".
Исбет ухмыльнулась. "Но этот план также требует, чтобы ты остался в живых". Она наблюдала за мной. "Ты не веришь в это, не так ли? Если бы я хотела твоей смерти, ты бы уже был мертв".
Мои глаза сузились, когда она склонила подбородок в укоризненном кивке. Золотой Рев вышел в коридор и быстро вернулся с мешком из рогожи. Вонь смерти и разложения сразу же поразила меня. Каждая часть моего существа сосредоточилась на мешке, который нес преподобный. Я не знал, что там было, но знал, что это было что-то, что когда-то было живым. Мое сердце начало колотиться.