Выбрать главу

— Разрешите войти? — попросил он.

— Не разрешаю! — Пангаров специально крикнул так громко, рассчитывая, чтобы его услышали мальчики, разминающиеся на площадке.

Ребята остановились, разом повернувшись в сторону первого ряда трибуны, возле которой разыгрывался «спектакль».

— Но я опоздал, потому что…

— Опоздал, потому что! — оборвал его Пангаров. — Слышите? Он опоздал, потому что! А завтра на каком-нибудь матче тоже скажешь — опоздал, потому что! А если матч в Риме, Лондоне или Токио? Опять опоздал, потому что… На каком только языке это скажешь? Марш отсюда!

Едва ли может быть более унизительное изгнание — и двух слов в оправдание не позволено произнести.

Но Пангаров достиг своей цели: припугнул мальчиков. Камен не допускал и мысли, что можно хоть раз пропустить тренировку, а Маляка даже переусердствовал: несколько раз прогулял уроки, что, естественно, не замедлило сказаться на его успеваемости. По ботанике он с таким позором получил двойку, что покраснел до корней волос. Но путь к славе тернист, и Маляка решил насколько возможно обходить тернии, поэтому и скрыл двойку от родителей.

И все-таки регулярные занятия спортом делали свое дело. Маляка научился по-солдатски точно и быстро вставать, и это очень понравилось маме. За месяц он подрос на два сантиметра, Маляка регулярно измерял свой рост. Хочется надеяться, что и голова стала работать лучше. Правда, конкретных результатов этой работы пока еще не было видно.

Сегодня утром Маляка вскочил с постели за две минуты до звонка будильника. Сбросив пижаму и встав перед зеркалом в одних трусиках, он глубоко вздохнул, надул грудь, поднялся на цыпочки. Если подрастет еще немного, перестанут его звать Малякой?

С улицы раздался знакомый свист: Камен звал приятеля на тренировку. Маляка быстро натянул штаны и куртку, надел носки и, с опаской посмотрев на дверь, заглянул под кровать. В дальнем углу лежала засунутая им туда нейлоновая сумка с тапочками. Он полез за ней, но, услышав, что дверь в комнату открывается, скорей выбрался из-под кровати.

— Что ты там делаешь? — удивилась мама.

— Ничего, просто так.

Маму трудно обмануть: по глазам сына она увидела — что-то не в порядке, наклонилась и вытащила сумку.

— Это тапочки, — буркнул Маляка.

— Почему под кроватью?

Мама заглянула в сумку. Тапочки действительно там были, но кроме них, лежал и дневник. Мама раскрыла его.

— Так вот в чем дело! Двойка!

С улицы снова донесся свист.

— Я ее исправлю, — пообещал Маляка, лишь бы поскорее улизнуть из дома.

Вне себя от гнева мама бросилась на кухню.

— Кольо! — крикнула она мужу, варившему кофе. — Двойка!

— По какому предмету? — спокойно спросил отец, не спуская глаз с новой кофеварки.

Мама еще больше рассердилась. Сын получил двойку, а отец совершенно невозмутимо спрашивает, по какому предмету! Не все ли равно по какому! Мамина раздраженность чуть было не выплеснулась, но при детях, особенно при сыне, мама всегда сдерживалась. В присутствии дочери-студентки, которой уже исполнился двадцать один год, она иногда и срывалась.

— По ботанике. — Мама взяла себя в руки. — И спрятал дневник в сумку с тапочками!

— С тапочками? — Отец только сейчас повернулся к жене. Он не выглядел сердитым, скорее наоборот. — Ловко придумал, мне бы и в голову не пришло! — Но, заметив в дверях сына, сделал строгое лицо: — Негодник!

— Никаких тренировок! — рассердилась мама. — Пусть больше занимается.

— Ты же сама хлопотала, — упрекнул ее отец. — Спортсмена из него делаешь.

— Спортсмена! Три котлеты и кусок пирога нашла у него под кроватью.

Маляка опустил голову. Никогда он не ел так много, как во время голодовки.

— Под кроватью? — удивился отец. — Опять преувеличиваешь. Чего ради держать котлеты под кроватью?

С улицы донесся свист Камена — тревожный, настойчивый.

— Меня ждут, — сказал Маляка.

— Пусть ждут, — оборвала его мама.

— Если ждут, он должен идти, — вмешался отец и сердито бросил сыну: — Беги, не то…

Маляка выхватил из маминых рук нейлоновую сумку с тапочками и вылетел из дома, преисполненный чувства благодарности к отцу — какой чудесный, какой благородный человек! Мог бы и министром быть, а не только ответственным работником «Внешпосылторга».

Когда входная дверь хлопнула, мама взорвалась:

— Очень педагогично! Я говорю одно, ты — другое!

— А ты, прежде чем сказать что-нибудь, подумай! Почему ты лишаешь его тренировок, почему?

— Из-за двойки по ботанике.

— Ну, это не так страшно. Ботаника! Я получал двойки и по математике, и по химии и все-таки стал инженером-химиком.

— При чем тут ты? Меня не интересует, какие у тебя были отметки, сейчас речь о другом.

— Вовсе не о другом, — повысил голос Никола Маляков. — О том же самом. Все повторяется. И ничего в этом нет особенного. Может быть, наш сын станет спортсменом. Слезы умиления прольешь перед телевизором, когда его будут награждать золотой медалью.

— Сходи в школу сегодня же, попроси, чтобы его снова вызвали.

Никола Маляков хотел резко возразить, что у него нет ни малейшего желания идти в школу — сын уже не маленький, да и негоже оказывать давление на учителей. Все это чуть было не слетело у него с губ, но тут вдруг раздался треск. Лопнуло стекло новой кофеварки. Отец с ужасом смотрел на расколовшееся надвое стекло, на кофе, стекающий на пол.

— Тридцать восемь марок, — сокрушался он. — Западногерманских.

5

Тем временем Камен и Маляка бодро шагали по аллеям парка. До начала тренировки оставалось еще много времени, они всегда выходили из дома за целый час, чтобы ни в коем случае не опоздать. Из шестых классов, если не считать Панту и еще двух мальчиков, в команде остались только они.

Услышав, что по аллее кто-то бежит, ребята обернулись. К ним приближался Константинов, полный мужчина лет пятидесяти, в синей куртке. Увидев мальчиков, он дружески улыбнулся.

Константинов, по профессии бухгалтер, был их соседом. Каждый год он просил не избирать его председателем домкома, и каждый год его вновь выбирали большинством голосов.

— Как дела, спортсмены? — догнал их Константинов, решивший воспользоваться встречей с мальчиками, чтобы передохнуть, — от быстрого бега он тяжело дышал.

— Хорошо, дядя Константинов, — ответил Камен. — Идем на тренировку.

— Правильно! Человечество, ребята, начало полнеть, как только заменило велосипед мопедом! — засмеялся Константинов. — Вы завтракали? — спросил он у мальчиков, увидев продавца мороженого.

— Да, — ответил Камен.

— Тогда пойдемте, я вас угощу. На пустой желудок не стоит есть эскимо.

Хорошо, что дядя Константинов поспешил с приглашением. Маляка чуть не сказал, что он-то еще не завтракал.

Константинов первым расправился с мороженым, потом тщательно облизал палочку и отбросил ее в сторону. Сколько раз он давал себе зарок не есть сладкого, годы и полнота уже тяготили его, но как тут удержаться от соблазна!

— Если занимаешься спортом, можно есть все. Посмотрите, — он показал на свой живот, — немного поубавился.

Помахав на прощание ребятам рукой, он продолжил свой утренний кросс.

— Еще толще стал, — заметил Камен.

Вскоре приятелей догнал Панта. Он был выше Камена на целую голову и выглядел года на два старше.

— Мы едем в спортивный лагерь! — сообщил Панта, и это произвело впечатление разорвавшейся бомбы.

— Когда? — обомлел Камен.

— Все? — поинтересовался Маляка.

— Летом в Панчареве, — ответил Панта. — Мужчины, женщины, юноши, девушки. И детская команда.

— Значит, мы все! — Маляка был на седьмом небе от счастья.

— Конечно!

— Кто тебе сказал? — спросил Камен.

— Пангаров. Я вчера вечером его встретил. «Панта, — сказал он, — готовь майку!»

Обрадованные таким известием, ребята припустили бегом: впереди Панта, за ним Камен, Маляка и еще два мальчика, по пути присоединившиеся к бегущим.