– Спешить не надо, нужно вылечиться как следует.
В начале июня дело уже совсем пошло на поправку, как вдруг состояние ухудшилось, нога стала воспаляться и очень болеть…
Набросал план описания Торопецкой операции…
В записи дневника за то же число он вспомнил и описал еще один случай, во время командования Брянским фронтом:
– Еще хотелось бы остановиться на одном весьма характерном случае. Когда я командовал в начале войны войсками Брянского фронта, то в сентябре месяце танковая армия противника особенно сильно давила на наш левый фланг, т.е. на левый фланг 13‐й армии. Для помощи молодому командиру тов. А.М. Городнянскому я послал своего заместителя тов. М.Г. Ефремова. Для усиления 13‐й армии я выдал из своего резерва одну стрелковую дивизию и одну танковую бригаду, но дело там не улучшалось. Я решил поехать туда лично и вот что я установил, побывав в войсках на самом левом фланге.
Выяснилось, что враг давит на левом фланге 13‐й армии, ворвался в наши части, на своих танкетках утянул две наших пушки. Я принял на месте нужные меры, дал указания двум командирам дивизии на контратаку, после этого поехал на ВПУ (вспомогательный пункт управления – Прим. Авт.). Там я застал тов. Ефремова и члена Военного совета армии, ведающего тылами, тов. Ганенко…
Эти друзья сидели за столом, накрытом обильной едой и выпивкой, и играли в шахматы. Играл тов. Ганенко с одним офицером штаба, а тов. Ефремов был у них в качестве консультанта. Когда мы подъехали к ВПУ, то слышали, как в нашем тылу, в трех км от нас рвались снаряды на железнодорожной станции. Оказалось, это те снаряды, которые по моему распоряжению были посланы 13‐й армии, но простояли сутки не выгруженными, и вот теперь они рвались, зажженные фашистской авиацией.
И вот, когда мы зашли с тов. Мазеповым (Мазепов Петр Иванович с августа по ноябрь 1941 г. являлся членом Военного совета Брянского фронта – прим. Авт.) в школу, где сидела шахматная компания…
Если бы я не видел сам лично, я бы не поверил, что в такой тяжелый период советские командиры – коммунисты, ответственные люди – могли просто так сидеть, выпивать и в шахматы играть. Я всю ночь ездил по войскам и довольно‐таки устал, и кушать хотел. Когда я увидел эту компанию, я весь внутри кипел, но, не показывая виду, я налил себе и Мазепову вина и сказал:
– Выпьем за тех, кто проигрывает в шахматы нашу страну.
Это взорвало т. Ганенко; ему, по‐видимому, смелости придало то, что он был выпивши. Он поднялся (до этого все сидели) и ко мне с недоборами:
– Товарищ командующий, поосторожней выражайтесь, не оскорбляйте, я член ЦК.
Это меня взорвало, и я хотел его избить, но нечем было, оружие мое осталось в машине. Но я их, Ефремова и Ганенко, так пропесочил, что они не знали куда деваться. Ефремова я отправил на КП фронта, а сам остался в армии, чтобы помочь Городнянскому.
После этого инцидента т. Ганенко послал шифровку Сталину, в которой изложил на меня жалобу, что я его здорово оскорбил. Эта шифровка пришла ко мне, на ней была резолюция Сталина следующего содержания:
«Товарищ Еременко, в чем дело, доложите.
В ответ Сталину я изложил все, как было. Позже мне говорили те, кто присутствовал, когда он читал мое донесение, он здорово смеялся и сказал:
– Еременко поступил правильно, но можно было и пожестче.
Ефремова и Ганенко сняли в 24 часа.
Объективно рассуждая, надо признать, что Брянский фронт (БФ) первого формирования осенью 1941 года представлял собой по сравнению с немецкой армадой слабое оперативное формирование. Когда читаешь мемуарную литературу, то приходится удивляться, что на вооружении у наших доблестных артиллеристов стояли мортиры 1906 года выпуска, которые больше пугали неприятеля ярким снопом искр, чем осколками бомб. Да‐да, старинными бомбами стреляли, а не снарядами. На складах и арсеналах их скопилось великое множество, оставшихся после Русско‐японской и Первой мировой войн.
А между тем Кремль учитывал стратегическое значение Брянска на юго‐западных подступах к Москве. Принималась во внимание и его роль как важного промышленного центра и железнодорожного узла.
Ставка не успела еще отойти от позора быстрого окружения и ликвидации сил Юго‐Западного фронта со сдачей Киева, как танковая стрела Гудериана устремилась к Брянской области. Маневренность быстроходной 2‐й танковой группы генерал‐полковника Гейнца Гудериана позволила вскоре захватить Брянск.
Командование РККА не успевало следить за молниями, посылаемыми танковым громовержцем Гудерианом, серьезно нацеленным на Москву. Надо понять другое: кроме гудериановской танковой мощи противник имел значительное превосходство в живой силе – пехоте, его авиация господствовала в воздухе. Но несмотря на такую обстановку Брянский фронт отбивался, как мог, периодически даже контратаковал. А во время боев за Трубчевск 30 августа был получен приказ из Ставки о переходе войск Брянского фронта в наступление. План выглядел масштабно, но поставленные цели были непосильны для обескровленного и слабого фронта. Выполняя приказ, все три армии Брянского фронта 2 сентября перешли в наступление. Подвижная группа под командованием заместителя командующего БФ генерал‐майора А.И. Ермакова проявила возросшее мастерство. Так, в боях в районе Трубчевска она уничтожила до 200 немецких танков, хотя и понесла большие потери.