«Если кого-то забирают – значит, что-то нашли»
Из Мединат-Насра направляюсь в другое общежитие университета – «Буус» («Городок исламских делегаций»). Здесь живут студенты попроще. Общежитие принадлежит университету, а не спонсирующему студентов благотворительному фонду, зато корпуса находятся почти в центре – недалеко от знаменитой мечети Аль-Азхар и резиденции шейха. Если в других местах студенты сбиваются в группы по национальному признаку, то здесь все вперемешку: на одном этаже соседствуют Гана, Камерун, Казахстан, Албания и студенты из Татарии и Чечни.
Чеченцы принимают меня радушно – приносят из местной студенческой столовой обед (рис с овощами, курица и восточные сладости), мы усаживаемся на полу и начинаем есть.
Магомед не слишком похож на обучающихся здесь студентов – атлетического телосложения парень с длинными волосами и в стильных очках. Он сейчас учится в «средней школе» Аль-Азхара и хочет поскорее ее закончить, чтобы уехать продолжать образование в России. Его семья перебралась в Москву еще во время первой чеченской. Об экстремистах он, конечно, слышал. Вот, например, в марте, говорит Магомед, арестовали одного из известных членов российской диаспоры в Египте – Аббаса Кебедова и двух его племянников.
– Ты разве не слышал про него? – спрашивает Магомед. – Это брат Багауддина. Ну есть же такой известный учебник арабского языка, который написал Багауддин Мохаммед.
Магомед, конечно, понимает, что в России Багауддин Мохаммед (Магомедов) известен не как автор учебника, а как лидер ваххабитов Дагестана, глава «Исламского джамаата Дагестана». С 1999 года он находится в розыске – его обвиняют в терроризме и организации вторжения в Дагестан. А его брат, как заявляли силовые структуры Дагестана, занимался в Египте подстрекательством студентов к участию в вооруженном сопротивлении российским властям. Но продолжать разговор о ваххабитах и экстремистах Магомед не хочет.
– Мне так отец говорил, когда сюда отправлял: «В политику не лезь!» И я не лезу. Учусь себе спокойно, стараюсь здесь как можно скорее закончить и домой вернуться. Вот у меня никаких проблем и нет. И меня спецслужбы местные не трогают. И соседа моего тоже. И мне кажется, ни с того ни с сего тут мало что происходит. Я почти уверен, что египтяне следят за каждым нашим шагом, они знают все, кто из нас чем занимается. А если кого-то забирают – значит, что-то нашли на него, значит, у человека здесь другие интересы. Местные спецслужбы-то, они все видят.
«О возвращении в Москву я думаю с ужасом»
Что спецслужбы видят и чего не видят, судить трудно. Но большинство российских студентов их действительно не слишком интересуют. Вот, например, Гульнара – татарка из Москвы. Ей около 25 лет, у нее тихий приятный голос. Еще несколько лет назад она была обычной студенткой психфака. Теперь на ней традиционный мусульманский наряд – светлая абайя (накидка до пят) и хиджаб (платок, закрывающий волосы, шею и плечи). Гульнара вспоминает, как духовные поиски привели ее в мечеть:
– В первый раз это было ужасно. Мне сказали, что, чтобы стать настоящей мусульманкой, надо много чему научиться, – и показали в мечети старичка татарина и сидящих вокруг него женщин. Я попыталась присоединиться к ним, но он сказал, что я не могу слушать его рассказы вместе со всеми, потому что на мне нет платка. Он стал искать, нет ли у кого-нибудь из его учениц лишнего. Лишнего платка ни у кого не оказалось, и тогда он вручил мне вместо него полиэтиленовый пакет.
Тем не менее Гульнара продолжала ходить в мечеть, да и к платку привыкла.
– По жизни я совершенно не люблю выделяться из толпы. Но когда я стала ходить в институт в хиджабе – это был вызов. Все вокруг смотрели на меня, как будто я шла голая. Еще хуже отреагировали мои родные. Мой брат совершенно искренне говорил: «Ты, конечно, не обижайся, но, может быть, давай сходим к психиатру. Ну так, на всякий случай, провериться». И поэтому, когда я, закончив психфак, поехала учиться в Каир, я почувствовала облегчение – здесь я не выгляжу чужой. Тут я как все, никто не смотрит мне вслед и не тыкает пальцем просто из-за того, что я мусульманка в платке – в Каире все такие. Но о возвращении в Москву я думаю с ужасом. Там сразу скажут – террористка. Менты замучают проверками.
Сейчас, пока Гульнара вдали от дома, ее по-отцовски опекает Мурат-Хаджи – бывший врач «Скорой помощи» из Карачаево-Черкесии. Ему уже за 40, у него широкая улыбка, открывающая несколько золотых зубов, и густая щетина. Несколько лет назад односельчане выбрали уважаемого всеми врача имамом местной мечети. Поначалу он обходился теми знаниями, которые имел, но потом решил, что надо учиться, и вместе с семьей приехал в Аль-Азхар.
Я пришел к нему в гости поздно вечером – как раз в то время, когда у него собирается группа по изучению Корана – молодые немцы, французы, арабы, россияне. На урок пришла и Гульнара. Молодежь удаляется на занятия, а хозяин остается разговаривать со мной.
– Пока я на «Скорой» работал, я такого насмотрелся! – говорит Мурат-Хаджи. – Алкаш какой-нибудь напьется паленой водки, ты приезжаешь, спасаешь его, а он на тебя потом бросается – морду бить. Нет, так невозможно жить! Неужели Путин не понимает, что у нас народ гибнет? Все русские спиваются, сами себя калечат, уродуют, убивают. Есть только один выход – ислам. Ислам все ставит на свои места. Мужчина на своем месте, не пьет, а работает. Женщина тоже на своем месте, занимается своими делами рядом с мужчиной. Никакие права не ущемляются, вранье все это – просто все на своем месте. Когда же Путин наконец поймет, что русским всем надо приказать принимать ислам, для их же блага?!
Мурат-Хаджи – один из немногих, кто точно знает, что будет делать в ближайшее время, – он собирается как можно скорее вернуться в родной аул и начать борьбу за духовное здоровье односельчан.
– Когда к нам приезжали отдыхать москвички-пенсионерки, они так говорили: «Не пойду лечиться к русской врачихе, она аферистка. А этот мусульманский поп хоть и странный, зато не пьет и взяток не берет».
– А как у вас в Аль-Азхаре с экстремизмом? – спрашиваю.
– Видишь, как у нас здесь спокойно. Учимся, плохих людей к себе не пускаем. А плохие, кстати, меня все боятся, потому что я всем говорю правду в глаза – и ваххабистам, и онанистам, – шутит Мурат-Хаджи, сверкая золотым зубом.
«Первый – это Осама бен Ладен»
Ваххабитов, или салафитов, не любит не только имам мечети из Карачаево-Черкесии. Между ними и суфистами, поборниками мистическо-философского ислама, идет прямо-таки холодная война. Об этом мне рассказывает Ишмурат из Башкирии, один из немногих россиян, полностью закончивших университет. Он несколько лет был старшим в татаро-башкирской диаспоре и всегда считался «умеренным».
– Знаешь, в арабском есть такая пословица: «Противоречь, и о тебе узнают», – рассказывает Ишмурат. – Мне кажется, в этом суть тех людей, которые избирают себе радикальное религиозное течение. В любом обществе есть такие люди: если все за, всегда найдется один или двое, кто против. Так и салафиты – они же не составляют большинство. Это небольшая, но очень шумная группа людей крайних взглядов. И взгляды их зачастую основываются на плохих знаниях. Вот смотри, они, например, ориентируются на шейха Кардауи (в России он стал широко известен совсем недавно, после того как издал фетву, признающую войну в Чечне джихадом. – прим. автора). Но его же работы они совсем не знают! Слышал я, например, такую историю: будто бы шейх Кардауи увидел сон. И в этом сне Аллах говорит ему: «Только пять человек в этом мире следуют по моему пути». Шейх спрашивает: «Я среди них?» Аллах отвечает: «Нет!» «А кто же эти люди?» – продолжает Кардауи. На что Аллах начинает перечислять: «Первый – это Осама бен Ладен....»И тут шейх Кардауи проснулся. Вот такую историю рассказывают. Но самое главное что? Купиться на этот вымысел могут только необразованные люди!