доставляло ему никаких проблем, и он настолько к этому привык, что почти не замечал этого, хотя он наверняка будет носить отметину с собой до конца своей жизни, что, несомненно, и заметила молодая леди, но гораздо большей проблемой было то, что ему приходилось носить эту голову на этой слабой и ноющей шее, шее, которая стонала — он указал на нее и начал массировать ее ладонью и поворачивать голову справа налево — под слишком большим бременем, или, скорее, та же самая проблема продолжала возвращаться, ибо после короткого переходного периода облегчения старая мучительная тяжесть вернулась так же, как и прежде, так что он чувствовал, особенно в последние несколько дней, как будто все это действительно готово отвалиться, и, сказав это, он перестал массировать и поворачивать голову, снова взял рукопись, перетасовывая ее заключительные страницы и добавляя, что на самом деле не может сказать, где она заканчивается, потому что текст стал настолько плотным и непроницаемым, что нельзя было даже точно решить, когда это произошло, в какой момент истории это поместить, ибо хотя Землетрясение 402 года упоминается в одном горьком монологе, и несколько безумных предложений принимают меланхоличный оборот, ссылаясь на ужасную победу вестготов, на Гейзериха, Теодориха, Ореста, Одоакра и даже, в конце, на Ромула Августула, в основном это были просто имена, сказал Корин, разводя руками, ссылки, вспышки, и единственное, что было несомненно, это то, что Рим умирает там, у Порта Аппиа, снова, снова, провозгласил Корин, но не смог продолжить, потому что внезапно снаружи раздался громкий шум, топот ног, грохот и стук, а также какая-то ругань — после чего не осталось много времени, чтобы размышлять о том, кто это был, или что это было, потому что барабанный бой, грохот, стук и ругань вскоре открыли, что их источником был мужчина,
рев на лестнице, плач «Добрый вечер, дорогая», мужчина резко распахивает дверь ногой.
27.
Не нужно ничего спрашивать, просто будьте счастливы, переводчик колебался, покачиваясь на ступеньке, и хотя огромный вес сумок и ранцев, которые он нес, мог бы объяснить покачивание, поскольку одни висели у него на шее, а другие висели на обоих плечах, не могло быть никаких сомнений относительно истинной причины его состояния, потому что он был явно пьян, красные глаза, замедленный взгляд и запинающаяся речь немедленно выдавали это, не говоря уже о том, что он был в беспрецедентно хорошем расположении духа и желал, чтобы все остальные это знали, потому что, когда он оглядел квартиру и заметил две фигуры, появляющиеся среди всего этого беспорядка коробок и пакетов, он начал смеяться так неистово, что не мог остановиться несколько минут, его смех не прекращался, вызывая все больший и больший смех, пока он не упал на стену, совершенно беспомощный, слюни текли у него изо рта, но он все еще не мог остановиться, и даже когда, по той или иной причине, он устал и начал успокаиваться, крича на Корина и женщину - что случилось? как долго вы собираетесь продолжать пялиться? — Разве вы не видите эту массу сумок и ранцев, которые я несу — так что они бросились помочь ему освободиться от его ноши, но все было тщетно, тщетно отваживаться на шаг вперед, потому что к тому времени, как он сделал второй шаг и пробежал глазами хаос коробок и пакетов, смех снова охватил его, и он продолжал смеяться, в то время как
выдавливая из себя слова, начать снова, по-английски, указывая на беспорядок и падая лицом вниз, в этот момент женщина подошла к нему, помогла ему подняться и, кое-как поддерживая его, отнесла его во внутреннюю комнату, где он плюхнулся на кровать, прямо на рукопись Корина, словарь и блокнот, а также на журнал женщины, издал хрюкающий звук и немедленно уснул, с открытым ртом, храпя, хотя его глаза не были полностью закрыты, поэтому женщина не осмеливалась пошевелиться, так как не могла быть уверена, что это не розыгрыш, который он над ними разыгрывает, факт, который они так и не узнали, потому что он снова проснулся, если он действительно спал, через несколько минут и снова закричал — начать сначала снова — хотя это, возможно, была шутка, поскольку он продолжал смотреть на женщину с озорным выражением лица, в конце концов сказав ей подойти поближе, он не укусит ее, не бойся, пусть сядет рядом с ним на кровать и перестанет дрожать, потому что он ударит ее, если она продолжит в том же духе, неужели она не понимает, что дни их бедности закончились, и что с этого времени она тоже должна вести себя так, словно у нее есть несколько пятаков, потому что теперь у нее были пятаки, заявил он, садясь на кровати, хотя он не мог сказать, он подмигнул ей, заметила ли она этот факт, но их жизнь изменилась в мгновение ока с тех пор, как он взял себя в руки, с тех пор, как он пошел в Хатчинсон и подписал контракт «начать все сначала», по которому они меняют все за один день, заменяя старые вещи новыми, и, правда, он обменял весь старый хлам, загромождавший это место, и вот оно, все заполнено новым, потому что, Господи, ему нужны были перемены, и для этого нужен был гениальный ход, как предложение Хатчинсона в магазине Хатчинсона, идея настолько гениальная в своей простоте, что она просто говорила: избавьтесь от этого дерьма за один раз.