12.
То, что с ним произошло, — Корин покачал головой, словно все еще не мог в это поверить, — было поначалу почти немыслимо, почти невыносимо, потому что даже на первый взгляд, после первоначального обзора сложной природы того, что было вовлечено, один прямой взгляд сказал ему, что отныне ему придется отказаться от своего «больного иерархического взгляда на мир», взорваться
«иллюзию упорядоченной пирамиды фактов» и освободить себя от необычайно сильной и надежной веры в то, что теперь открылось как всего лишь своего рода детский мираж, то есть в неделимое единство и непрерывность явлений, и сверх того, в надежное постоянство и устойчивость единства; и внутри этого постоянства и устойчивости, в общую согласованность его механизма, в строго управляемую взаимозависимость функционирующих частей, которая давала всей системе чувство направления, развития, темпа и прогресса, другими словами, во все, что предполагало, что вещь, которую она воплощает, привлекательна и самодостаточна, или, говоря другими словами, ему теперь приходилось говорить Нет, немедленно и раз и навсегда Нет, всему этому образу жизни; но через несколько сотен ярдов он был вынужден пересмотреть некоторые аспекты того, что он изначально называл своим отказом от иерархического способа мышления, потому что ему казалось, что он ничего не потерял, отвергнув определенный порядок вещей, который он возвел в пирамидальную структуру, структуру, которая самоочевидно нуждалась в исправлении или отвержении навсегда как вводящая в заблуждение или несоответствующая, нет, как ни странно, он ничего не потерял от отказа, ибо то, что на самом деле произошло в ту определенную ночь его дня рождения, нельзя было считать потерей как таковой, а скорее приобретением или, по крайней мере, первой достигнутой точкой, продвижением в направлении некоего почти непостижимого, почти невыносимого конца - и в постепенном процессе
Пройдя сто шагов от реки до того места, где началась борьба, и получив возможность мельком увидеть ужасающую сложность впереди, он увидел, что, хотя мир, казалось, не существовал, совокупность того-что-было-помыслено-о-нем на самом деле существовала, и, более того, что только это, в своих бесчисленных тысячах разновидностей, существовало как таковое, что то, что существовало, было его личностью как суммой бесчисленных тысяч воображений человеческого духа, которые были заняты написанием мира, написанием его личности, сказал он, в терминах чистого слова, делающего слова, Глагола, который парил над водами, или, другими словами, добавил он, стало ясно, что большинство мнений были пустой тратой времени, что было пустой тратой думать, что жизнь - это вопрос соответствующих условий и соответствующих ответов, потому что задача состояла не в том, чтобы выбирать, а в том, чтобы принимать, не было обязанности выбирать между тем, что было и тем, что было не соответствующим, а только в том, чтобы принять, что мы не обязаны делать ничего, кроме как понять, что Уместность единого великого универсального процесса мышления не основана на его правильности, ибо сравнивать его было не с чем, ни с чем, кроме его собственной красоты, и именно его красота давала нам уверенность в его истинности — и это, сказал Корин, было тем, что поразило его, когда он прошел те сто шагов в неистовой мысли в вечер своего дня рождения: то есть он понял бесконечное значение веры и получил новое понимание того, что древние знали давно, что именно вера в ее существование и создала, и поддерживала мир; следствием чего было то, что именно потеря его собственной веры теперь стирала ее, результатом осознания чего, сказал он, было то, что он испытал внезапное, совершенно ошеломляющее, совершенно ужасное чувство изобилия, потому что с этого времени он знал, что все, что когда-то существовало, существует и поныне, и что,
совершенно неожиданно он наткнулся на онтологическое место такой тяжести, что мог видеть — о, но как, вздохнул он, с чего начать — что Зевс, например, если взять произвольный пример, все еще «там», сейчас, в настоящем, так же, как и все остальные старые боги Олимпа были «там», как и Яхве и Господь Бог Воинств, и рядом с ними призраки каждого угла и щели, и что это означало, что им нечего бояться и в то же время есть все, ибо ничто никогда не исчезает бесследно, ибо отсутствующее имеет структуру столь же реальную, как и структура всего существующего, и поэтому, другими словами, можно наткнуться на Аллаха, на Князя Мятежных Ангелов и на все мертвые звезды вселенной, что, конечно же, включает в себя бесплодную безлюдную землю с ее безбожными законами бытия, а также ужасающую реальность ада и пандемониума, который был владением демонов, и это была реальность, сказал Корин: тысячи и тысячи миров, каждый из которых отличается от других, величественный или устрашающий; тысячи и тысячи в своих рядах, продолжал он, повышая голос, в единой отсутствующей связи, так все это представлялось ему тогда, объяснил он, и именно тогда, когда он зашел так далеко, непрерывно переживая бесконечную емкость процесса становления, впервые начались проблемы с его головой, предсказуемый ход которого он уже обрисовал, и, возможно, именно абсолютное изобилие, своеобразная неисчерпаемость истории и богов были для него невыносимы, ибо в конечном счете он не знал, и до сих пор не понимал, как именно началась боль, которая началась внезапно и одновременно в его шее и спине: забывание, предмет за предметом, случайное, неуправляемое и необычайно быстрое, сначала фактов, таких как, где он положил ключ, который только что держал в руке, или на какой странице он оказался в книге, которую читал прошлой ночью, и, позже,