одиночество, с которым труднее всего справиться, и поэтому все эти миллионы и миллионы отдельных любовей и отдельных бунтов никогда не могли бы сложиться в одну любовь или бунт, и что поскольку все эти миллионы и миллионы индивидуальных переживаний свидетельствовали о невыносимом факте идеологического сопротивления мира этой любви и бунту, мир никогда не мог бы преодолеть свой собственный первый великий акт бунта, потому что такова природа вещей, это было то, что должно было последовать за любым крупным актом бунта в мире, который действительно существовал и действительно находился в идеологическом противостоянии, то есть он не случился и не последовал, и теперь никогда не случится, сказал Кассер, понизив голос в конце, затем наступила тишина, и долгое время никто не говорил, и был слышен только голос кучера сверху, когда он подгонял лошадей вверх по холму, затем только стук колес, когда карета катилась и мчалась по долине Бренты далеко от Бассано.
7.
Йо, сказала возлюбленная переводчицы по-венгерски, указывая в окно, и мимолетно улыбнулась падающему снаружи снегу в знак прощания, прежде чем поморщилась от боли и, дотронувшись до ушибленного глаза, встала, подошла к горелкам и быстро помешала еду на двух сковородках — и на этом все снежное действо для нее закончилось, ибо с этого момента она не только не отходила от горелки, но даже не взглянула в окно, чтобы посмотреть, как погода, лежит ли еще снег.
падает или остановилась, ничто, ни движение, ни даже взгляд, показывающий, что то, что так явно наполнило ее радостью, только что имело к ней хоть какое-то отношение, поэтому Корин был вынужден отказаться от надежды, которую он увидел на ее лице, надежды, которая нашла утешение в умиротворении падающего снега, или, точнее, надежды на то, что это утешение найдет зримое выражение, другими словами, он сам вернулся к старой рутине и продолжил так, как сделал бы, хотя и не совсем с того же места в рассказе, ибо карета уже достигла Читтаделлы и после короткого отдыха двинулась дальше в сторону Падуи, причем Мастеманн, по-видимому, свалился со сна, а Фальке и Кассер тоже отстали, так что только Бенгацца и Тоот все еще разговаривали, говоря, что из всех возможных способов защиты вода, безусловно, лучший, и поэтому нет ничего безопаснее, чем построить целый город на воде, а не где-либо еще, или так провозгласил Тоот, и продолжал говорить, что, насколько он понимает, он не желает ничего лучшего, чем место, где меры по защите, точка зрения на оборону , сказал Корин по-английски, были настолько тщательными, весь разговор начался с вопроса о том, какое место является самым безопасным, проблема, которая возникла впервые в Аквилее, затем снова всплыла во время нападения лангобардов, была рассмотрена более сложным образом при правлении Антенорео, и, по-видимому, была решена после Маламокко и Кьоджи, Каорле, Езоло и Гераклианы, когда в результате продвижения франков в Лидо в 810 году дож переместился на остров Риальто, совершенно правильное решение в то время, которое привело к развитию urbs Venetorum и изобретению на Риальто понятия неприступности; и именно это решение принесло мир и торговлю, которые установили нынешние условия государства, придя к решению, совпавшему с приходом истинного
лицо, принимающее решения; Это всё было бы прекрасно, но что именно он имел в виду, услышали они голос, по-видимому, спящего Мастеманна, спрашивавшего с места напротив, вмешательство столь неожиданное и удивительное, что даже Кассер и Фальке тут же проснулись, в то время как испуганный Тоот вежливо повернулся и ответил, что они всегда считали, что лучшей, самой эффективной формой защиты для поселения, очевидно, должна быть вода, и именно поэтому это было таким удивительно уникальным решением – построить целый город на воде, ибо, пробормотал Тоот, не могло быть ничего лучше, чем такое место, место, где соображения обороны лежали так близко к сердцу предприятия, как Венеция, ибо, как, конечно, знает синьор Мастеманн, именно так Венеция и возникла, когда люди спрашивали себя, какое место является самым безопасным, ибо вопрос этот впервые возник во времена вторжений гуннов в Аквилею, и был представлен во время нападений лангобардов, и привёл к ещё более изощрённым решениям во время правления Антенорея, Синьор Мастеманн, сказал Тоот, пока после Маламокко и Кьоджи, Каорле, Езоло и Гераклианы они, наконец, не пришли к настоящему ответу, то есть после вторжения Пипина в Лидо в 810 году, в результате которого дож перенес свою резиденцию на остров Риалто, это был идеальный ответ и, следовательно, абсолютно правильный, и только вследствие этого абсолютно правильного решения возник urbs Venetorum ; и это открытие принципа неприступности на Риалто, то есть решение, основанное на мире и развитии торговли, привело к тому положению дел, которым Венеция наслаждается сегодня, поскольку приход к правильному решению совпал с прибытием того, кто принял это правильное решение, — и в этот момент Мастеманн снова вмешался, чтобы