Ненависть под тишиной , сказал Корин, росла с каждым часом, очень похоже на ту, что испытывали в Корстопитуме, ибо ее едва ли можно было описать как что-то иное, кроме страха и ненависти, как это уловили Бенгацца и его спутники в общем отношении к неизвестному Мастеманну, когда они услышали удручающие рассказы примипила и библиотекаря и отметили горькие слова претория Фабрума, вспоминавшего, как искусный
Мастеманн использовал хорошо отлаженный механизм курса publicus с тех пор, как начал создавать свою агентурную сеть, и как люди уже тогда боялись и ненавидели его, хотя даже не видели, презирали и содрогались при одном его имени, несмотря на то, что не было никакой возможности встретиться с ним лично, и только Кассер не открывал своих чувств, сказал Корин, Кассер же оставался непроницаемым, без определенного мнения, ибо не мог произнести ни слова и не высказывал никакого мнения ни в Корстопитуме, когда другие приходили его навестить, ни за столом в Albergueria, где он теперь почти не появлялся, чтобы принять участие в разговорах, а когда приходил, то только молча сидел, глядя на залив через окно, на венки парусов, виднеющиеся сквозь клочья тумана, на это призрачное скопление галеонов, фрегатов и корветов, навигелл, каравелл и хуллов, которые ждали, чтобы, наконец, через одиннадцать дней ветер снова поднялся.
18.
Каст вернулся ровно через семь дней, чтобы сообщить им, что их восторженный отчет о божественном Валлуме был передан преториусу Фабруму и что, доставив его, их дело в Британии фактически выполнено, и, сделав это, склонил голову и еще раз обратился к ним как посланник Патера , сказав им, что он оказывает им честь, адресуя им свою задачу, которая заключается в том, чтобы они последовали за ним в Броколитию на священный праздник Солнца и Аполлона в тот день, когда он поднял свой
правая рука, великого жертвоприношения и великого пира, где он проведет их через церемонию очищения, требуемую для тех, кто желает принять участие в славном дне убийства Быка и возрождения Митры, хотя только Бенгацца, Фальке и Тоот должны были отправиться в путь, так как Кассер был не в состоянии предпринять это, особенно в погоду, которая была, если уж на то пошло, хуже прежней, как Кассер сказал Фальке очень тихо, когда его спросили, сказав, что нет, слишком поздно, он не может предпринять попытку, и остальные должны идти без него, попросив их доложить обо всем в мельчайших подробностях по возвращении, и поэтому Бенгацца и другие собрали плащи и маски, необходимые для ритуала, надели тяжелые меховые шубы и, следуя своим инструкциям до последней буквы, продолжили путь без эскорта и, следовательно, в строжайшей тайне — и, впервые за все свои приключения, без Кассера, — отправившись в путь, большую часть которого, быстрым галопом и тремя сменами лошадей, им удалось завершить за одну короткую ночь, несмотря на ледяной ветер, дувший им в лицо, из-за которого любой галоп был сверхчеловеческой задачей, как они позже рассказали Кассеру по возвращении, но они успели вовремя, то есть прибыли до рассвета в Броколитию, где Каст указал им на секретный вход в пещеру немного к западу от лагеря, хотя у Кассера было чувство, что они что-то скрывают от него, и он смотрел на них со все большей печалью, не спрашивая и не ожидая, что они откроют, что именно, но явно зная, что что-то с ними случилось что-то в дороге , о чем они молчали, и все это время их глаза сверкали, когда они говорили о возрождении Митры, о пролитии крови быка, о празднике, литургии и самом Отце , о том, как он был вдохновляющим и как прекрасен, и все же Кассер заметил какую-то тонкую тень в их сверкающих глазах, которая говорила о чем-то другом, и не
он ошибся в этом — никакой ошибки , сказал Корин — рукопись была ясна в этом месте, потому что что-то действительно произошло по пути, на второй остановке, между Цилурнумом и Оннумом, где они сменили лошадей и выпили немного горячего меда и где они внезапно столкнулись с чем-то, чего они, возможно, предвидели, но не могли подготовиться, потому что, когда они собирались покинуть окрестности особняка и снова отправиться в путь, группа всадников неизвестной внешности, но напоминающих, если уж на то пошло, шведских вспомогательных войск, выскочила из темноты, одетых в кольчуги, полностью вооруженных скутумом и гладиусом , которые просто загнали их, так что им пришлось нырнуть в ров вместе со всеми своими лошадьми, чтобы не быть убитыми, нападавшими была когорта в плотном строю во главе с высоким мужчиной посреди них, человеком без знаков различия, одетым в длинный плащ, развевающийся позади него, который бросил на них лишь мимолетный взгляд, когда они цеплялись за ров, взгляд, это все, затем поскакал галопом со своей когортой к Оннуму, но взгляда, которого было достаточно, чтобы сказать Бенгаззе, кто это был, и тем самым подтвердить слухи, ибо взгляд был резким и суровым, хотя это не совсем точно, сказал Корин, потому что «суровый» было бы не совсем то, это было что-то больше похожее на смесь серьезности и суровости , как он выразился, вид взгляда, который убийца бросает на свою жертву, чтобы сообщить ей, что пришел ее последний час, или, что более важно, попытался подытожить Корин, и его голос приобрел горький оттенок, это был Властелин Смерти, которого они видели в нем, Властелин Смерти , сказал Корин по-английски из придорожной канавы на дороге из Цилурнума в Оннум, и повествование в главе о Гибралтаре просто останавливается, чтобы указать, как в одном месте ужасное расстояние, разделявшее их, а в другом — ужасная близость напугали Бенгаззу и его спутников, поскольку, вероятно, излишне добавлять, объяснил Корин, что когда Мастеманн сел с ними за стол