Лицезреть кущи рая Дорану еще было рано — помолчав немного с повязкой на глазах и мешком на голове, Доран, понукаемый слабыми тычками, вслепую спустился из кузова на мостовую и ощутил на руках дуновение свежего воздуха улицы.
— Можешь снять все это, — невидимая рука потрепала мешок. — И не забывай, о чем мы говорили.
Хлопнула дверца — и глухо заурчал, удаляясь, мотор. Доран тотчас сорвал с себя нахлобучку и отодрал от лица липкую ленту с тампонами для глаз. Не улица, а переулок. Ни души вокруг. Темно-синее небо вверху — с робкими крапинами звезд. Они выбрали для высадки неосвещенное место — лишь из-за угла, откуда-то издалека, брезжил свет тусклого уличного фонаря.
— Где я? — спросил Доран у первого встречного, и высокий парень глянул на него с брезгливой неприязнью:
— Ты мне скажи, где такую траву продают, — я не пойду на эту дискотеку.
— Ты понимаешь, я больной, — поспешно заговорил Доран; ему и притворяться не пришлось — он понял по лицу прохожего, что выглядит придурком. — Я хожу во сне и засыпаю где попало, на ходу…
— Аптека там, — показал парень. — Иди, поправь здоровье.
Аптекарь с помощником изводили друг друга пустопорожними разговорами о женах, девках и налогах; похоже, этот способ губить время был у них блестяще отработан. И посетители с полубезумными глазами их не удивляли; аптекарь демонстративно выдвинул на себя ящик, где лежал пистолет.
— Снотворные и транки только по рецептам.
— Я потерялся в Городе, я болен, — Доран впился глазами в телефон. — Мне надо позвонить! Я Доран.
— А я Пророк Энрик, — представился аптекарь. Пока Доран перебирал кнопки, помощник толкнул хозяина:
— Э, а точно — он!..
— Иди ты.
— Слушай — он!! Ты что, не узнаешь?!
— Студия?! — закричал Доран. — Это «NOW»?!! Срочно, дайте мне Сайласа!! Немедленно!
— Сайлас слушает, — прорезался в трубке родной голос.
— Сайлас, это Доран! Забери меня отсюда!.. Какие шутки?!! Слушай, я тебя уволю!.. Узнал? Ну то-то же! Где? — Доран воззрился на аптекаря. — Скажите адрес. Ваш, ваш адрес!..
Весь следующий час Доран посвятил вранью. Что он говорил этим двоим — он и сам после вспомнить не мог, но в одном был уверен — правды не было сказано ни на томпак. Порой ему мерещилось, что трое в масках — за дверью и вот-вот войдут. Иной раз его охватывал мимолетный, но пронзительный ужас: «А не свихнулся ли я?» Он то замолкал, то принимался тараторить. Аптекарь и помощник ничему не удивлялись; им тоже нет-нет да казалось, что аптека — мираж, а они — в студии у этого кудесника; он ввалился в аптеку, набрал волшебный номер и унес их рассудки с собой, оставив тела коченеть с разинутыми ртами. Речь шла о каком-то потрясающем журналистском расследовании, о сектантах, о зомбирующем газе, чуть ли не о жертвоприношениях. Лишь когда в аптеку торопливо вошел Сайлас, болтливость покинула Дорана; остались злая усталость и тошнотворное омерзение.
— Автограф! Пожалуйста! — помощник протянул авторучку и какие-то бланки; Доран быстро поставил на них несколько суматошных росчерков и, бросив на прощанье: «Всего доброго!» так, будто пожелал всем сдохнуть, устремился к флаеру. Скорей, скорей прочь отсюда, из этих закоулков, где водится безумие!..
— Ты знаешь, что сейчас 23.05? — возмущался Сайлас. — Ты догадываешься, что мы чуть не взбесились? Директор приказал найти тебя — а что я мог сделать? Полицию мы не привлекали — дали блиц, что ты отправился в секретный рейд за информацией… Где ты был?! Ты как тут оказался?
— Сайлас, — Доран посмотрел на него с исступлением, — меня похитили. Меня пытали!
— Кто?!
— Никому ни слова, ни гугу, ты понял? Это спецслужбы. Меня истязали инфразвуком.
— Бред, — Сайлас глядел почти сочувственно. — Ты что-то пил? Или нюхал?.. Инфра — чисто боевая техника; она поражает в радиусе…
— Пошел ты знаешь куда с радиусом!!! Это были киборги! Им плевать на инфра!
— Час от часу не легче, — Сайлас поглядел — не слышит ли их пилот за переборкой. — Киборги. А может, ихэны?.. Знаешь, если ты решил срочно расслабиться с девчонками или отвязаться по дури, совсем не обязательно так улетать мозгами, чтобы…
— Бревно! Так все и было, это правда!!
— Ну, тогда — в эфир! Это сенсация, мы возьмем столько подключений, что…
— Нельзя, — Доран прикусил палец, чтобы не заскулить. — Нельзя! Они меня убьют.
— Киборги?
— Их хозяева. Надо разоблачить BIC, что они выпускают киборгов без законов…
— Тогда точно убьют — договорить не успеешь… — Сайлас был полон сострадания, но не к мукам своего работодателя, а к самому себе; как это пошло и досадно — обнаружить, что ведущий целого проекта на ТВ — на полпути в психушку. — Летим-ка мы к врачу.
— Да, да, туда, — кивнул Доран. — Меня всего трясет. Мне нужен доктор Орменд! Промывка мозгов и успокоительное…
«Действительно что-то случилось, — подумал Сайлас. — Босс выглядит хуже некуда и несет какую-то ахинею».
В виртуальном мире синий человек с прозрачным телом, под которым играли и пересекались желтые и зеленые мышцы, плавно выполнял, как замысловатый танец, разные упражнения: повороты, приседания, наклоны, шаг и бег на месте. Движения были ровными и уверенными. Секрет пластики и необычайного человекоподобия Кавалера был прост: в каждый момент киборг задействовал раза в два больше мышц, чем прочие, причем очень синхронно, уравновешенно; энергии он потреблял лишь немногим больше. Хиллари это знал, он хотел отгадать другую загадку — почему то, что делает Кавалер, не хотят (или не могут) делать прочие. Но это на потом. Главное сейчас — восстановить мозг и, похоже, задача выполнена. Хиллари с нескрываемым удовольствием любовался, как Кавалер демонстрирует свою пластику:
— Все нормально, Кавалер, — Хиллари перевел дыхание. — Паль, уходим.
Но киборг продолжал моделировать картинку и тянул время, словно не хотел отпускать людей из поля своего сознания. Затем синее небо озарилось золотым сиянием, и буквально за секунду до появления сигнала закрытия прозвучали негромкие слова с дублирующим текстом:
— Я люблю тебя, Хиллари.
— Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ХИЛЛАРИ.
Хиллари отключился от машины, предоставляя Пальмеру завершать скучноватый выход. Он снял шлем и осмотрелся: глаза немного устали, а в остальном самочувствие хорошее. Посмотрел на часы: 23.28. Засиживаться нельзя, надо входить в режим дня. Хиллари деловито расстегивал перчатки, когда Пальмер снял шлем.
— Отлично, Паль, — улыбнулся Хиллари. Он взял минералку, плеснул в стакан Пальмеру, а сам, сделав кресло полулежачим, вытянул ноги и отхлебнул из горлышка. — До полуночи уложились, не сутки же напролет тут сидеть…
— Нет, каково, — Пальмер рассмеялся, глаза его лучились. — Такое признание напоследок! Теперь понятно, Хил, почему ты за него стоишь горой.
— Тсс! Никому ни слова, — Хиллари принял наигранно отстраненный вид. — Что бы это значило? И ведь как подгадал, хитрюга, буквально за секунду до выхода, когда нельзя вернуться назад. Ничего, в следующий раз я лично переверну ему весь эмотивный блок, чтобы узнать, что же он подразумевал под этим.
— А по-моему, яснее некуда, — вызывая андроидов, Пальмер откровенно веселился. Довольный Хиллари развалился повольготней и заложил ногу за ногу.
— Четыре часа непрерывного ментального контакта, полное взаимопроникновение сознания. Это круче секса, а, Пальмер? Это и есть полная близость, растворение себя в другом без остатка.
— Да, — поддержал Пальмер, — а уж когда все сделаешь и шлем снимешь — такое облегчение, словами не передать. Истинное блаженство.
Они посмотрели друг на друга — и расхохотались. Как здорово дышать и чувствовать в унисон, когда ты начинаешь мысль, а другой ее подхватывает так, как ты думаешь. Хиллари вгляделся в Пальмера и вспомнил, как он принимал корпус, оборудование и персонал, доставшийся от предшественника. Здание пришлось ремонтировать и перестраивать; оборудование — списывать и менять; и в этом организационном бедламе надо было проводить еще и кадровые перестановки — кого оставить, а кого отставить. Непопулярные меры проводил в жизнь лично Хиллари, как вновь назначенный шеф. Люди сопротивлялись, кто как мог, но Хиллари не дал им объединиться, разбил на группы, а потом обрабатывал поодиночке. И в результате — выиграл.