Боковым зрением я улавливаю движение, за которым следует вишнёво-красный отсвет сигареты. Дым стелется мимо меня, когда я прислоняюсь головой к стене, вдыхая запах, который у меня всегда будет ассоциироваться с Джудом.
Когда он выходит на балкон, то смотрит на текилу в моей руке.
— Что ты делаешь?
Я поднимаю бутылку.
— Размышляю.
Он придвигается ближе и забирает у меня бутылку, делая большую затяжку от своей сигареты. Когда он опускает руку, я зажимаю сигарету между большим и указательным пальцами и вырываю её у него из рук. Он издаёт смешок, когда я затягиваюсь дымом. Это в какой-то степени очищает, снимает стресс. Он поворачивает бутылку вверх дном и делает глоток.
— Ты сделала то, что было правильным.
Я фыркаю, забирая у него бутылку и предлагая ему сигарету.
— Я перестала думать о том, что правильно, а что нет. Всё просто превращается в дерьмо, что бы мы ни делали. — Я опрокидываю бутылку обратно, морщась от обжигающей жидкости, которая каскадом льётся мне в горло. — Всего этого недостаточно, чтобы спасти её.
— Но ты не отказалась от неё, и это всё, что имеет значение.
Я думаю о Кайле, её радостных улыбках и пухлых щёчках, о том, как она сжимает в руке мои волосы, когда я обнимаю её. Мои глаза щиплет от слёз, хотя на губах появляется мягкая улыбка.
— Никогда.
Он обхватывает рукой мой затылок и оттягивает меня от стены, поворачивая лицом к себе. Его большое тело прижимается к моим ногам, когда он притягивает меня ближе. Я чувствую напряжение, потерю, которые цепляются за него так же крепко, как и за меня. Мы связаны друг с другом, связаны горем и движимы простой потребностью пожертвовать всем ради того, что мы любим больше, чем друг друга.
Я откидываю голову назад, встречаясь с его глазами, сверкающими, как два куска гагата в лунном свете. Он убирает волосы с моего лица и мгновение пристально смотрит на меня. Вот и всё, это финальный отрезок, гонка к финишу. Кажется, судьба сделала всё, чтобы уничтожить нас, и всё же мы здесь. Есть некоторые вещи, которых никогда не должно было быть, и всё же… они просто есть. Джуд и я — одна из таких вещей. Судьба понятия не имеет, что с нами делать. Я прижимаюсь лицом к его груди, позволяя теплу его тела просочиться в моё. Его руки обнимают меня, и на мгновение я чувствую себя неприкасаемой. Непобедимой. Он заставляет меня чувствовать, что, может быть, просто может быть, мы действительно могли бы выиграть это дело и уйти. Несбыточная мечта, но, тем не менее, прекрасная.
— Такое чувство, что мы всегда были обречены на трагедию, Джуд, — шепчу я.
— Может быть…
Я сосредотачиваюсь на его груди, на холмах и впадинах его мышц под хлопчатобумажной рубашкой.
— Я люблю её больше всего на свете, но иногда... иногда я задаюсь вопросом, заслуживает ли она чего-то лучшего, чем мы. Если мы сделаем это и умрём, возможно, это действительно проявление доброты. Я просто должна убедиться, что о ней позаботятся, когда мы уйдём. — Я сглатываю комок в горле. — Лиззи подарит ей нормальную жизнь.
— Что, чёрт возьми, вообще такое нормальная жизнь?
Я поднимаю на него взгляд. Я едва могу вспомнить время до Джуда. Он заклеймил меня, безвозвратно запечатлелся в моей душе, и я не хотела бы, чтобы это было по-другому. Но было время и до него. До этой жизни.
— Однажды у меня была нормальная жизнь, — шепчу я. У меня всё было нормально, и я отказалась от этого ради него, ради любви.
— Ты была счастлива? — спрашивает он.
Его тёмно-зелёные глаза прожигают меня насквозь. Я протягиваю руку и провожу указательным пальцем по его нижней губе.
— Животное, находящееся в неволе, может думать, что оно счастливо, потому что никогда не знало, что значит быть свободным.
Мгновение он смотрит на меня, ухмыляясь.
— Ты можешь просто ответить на этот чёртов вопрос?
Я улыбаюсь, прикусывая нижнюю губу.
— Я думала, что да.
— Была ли ты счастлива в той жизни, которую я тебе дал?
Я глажу его подбородок, прикасаясь губами к его губам.
— Дело не в той жизни, которую ты мне подарил, Джуд. Дело в тебе. Из-за тебя всё, что было раньше, кажется… несущественным.
— Значит, любовь, да? Любовь делает это стоящим того?
Я закрываю глаза и прикасаюсь своим лбом к его лбу, вдыхая его запах.
— Всегда.
— Ну, куколка, если это то, из-за чего стоит жить, я бы сказал, что Кайле очень повезло, не так ли?
Я смахиваю слёзы и киваю. Дело в том, что Кайла нас не вспомнит. Мы будем не более чем родителями, которых она никогда не знала. Но она будет тем животным, в его милой, безопасной клетке, никогда не знающим опасностей дикой природы, никогда не познающим этой жизни. Я хочу этого для неё. Мне это нужно для неё, даже если это не тот путь, который я выбрала для себя.
Джуд прижимается губами к моему лбу, задерживаясь на нём, пока его руки обнимают меня. Я чувствую, что он физически скрепляет воедино все мои разрозненные части, как треснувшую вазу, склеенную липкой лентой. Без него я бы сейчас была в ужасном состоянии. Его рука скользит вниз по моей руке, и его пальцы переплетаются с моими.
— Давай, пойдём спать, — говорит он, затем тянет меня к двери в комнату.
У меня кружится голова от текилы, и я чувствую себя эмоционально опустошённой. Джуд тянется к моей рубашке, стаскивает её через голову, прежде чем порыться в сумке на кровати и вытащить футболку. Его глаза встречаются с моими, когда он снимает с меня лифчик и натягивает футболку через голову. Затем он расстёгивает мои джинсы и спускает их вниз по ногам, пока я не снимаю их. Его джинсы и рубашка исчезают, и он забирается в огромную кровать, увлекая меня за собой. Я обнимаю его за талию и прижимаюсь щекой к его тёплой груди. В тот момент, когда мы потеряли самое ценное, что у нас было; он единственное, что у меня осталось. Его пальцы успокаивающе перебирают мои волосы, пока я слушаю ровное биение его сердца.
— Я люблю тебя, куколка.
— Я люблю тебя, — выдыхаю я.
Джуд засыпает, и, хотя я измотана, я не могу уснуть. В конце концов, я сдаюсь и выскальзываю из-под его мускулистой руки. Я встаю с кровати и тихо выхожу из комнаты.
Смех Марни разносится по лестнице, и я иду на звук, пока не нахожу его на кухне. Гейб и Марни сидят за столом, курят и пьют с картами в руках.